Вскоре нам наскучило наблюдать за болтающими взрослыми и резвящимися детьми, которые отчего-то не приглашали нас присоединиться к совместной игре, и мы незаметно сбежали из пугающе огромного зала. Светлые, еще не задетые войной и огнем комнаты дворца нас не привлекали, потому-то мы и вышли в королевский сад. Его украшали белокаменные статуи многих представителей рода Перворожденных; они были расставлены по обе стороны от тропинки, ведущей к мраморной беседке. Дивные ароматные кусты цветов восхищали своей красотой, но, помню, от их изобилия у меня кружилась голова.
А Далии все было нипочем. Она так восторженно осматривала увековеченные лица предков Перворожденных, что я и сама воспылала интересом к скульптурам, некоторые из которых пугали своими мрачными чертами и воинственными позами. Одну из статуй я запомнила очень хорошо.
Это была женщина со сложенными за спиной большими крыльями. Глаза ее почему-то закрывала повязка, тоже сделанная из камня. Голову венчала изящная корона, а в руках она держала весы; позже я узнала, что она олицетворяла природный баланс, равновесие, которое медленно рушилось. Отец рассказывал, что это Хала – основательница рода Перворожденных, а ее весы – символ меры и справедливости. Тогда мне на миг показалась, что одна из чаш дрогнула и перевесила вторую; наверное, поэтому воспоминание о статуе Халы сохранилось в моей памяти и всплыло спустя тридцать лет забвения.
– Ты водишь! – звонкий голосок сестры ворвался в голову, отвлекая меня от разглядывания далекого предка короля демонов.
Маленькая Далия побежала по залитой лунным светом тропинке. Сияющие синевой крылья, тянущиеся за ней шлейфом, подрагивали в такт ее движениям. Вскоре она скрылась за пышными деревьями, стволы которых были увиты стеблями с благоухающими бутонами цветов.
Моя Ли умела отвлечь меня от многих мыслей своим красивым смехом и безграничной фантазией, и даже в тот день – когда я почувствовала себя на миг очень одинокой – сестра озарила мое сердце радостным светом. Дав ей немного времени для того чтобы убежать подальше от меня, я медленно последовала за ней вдоль статуй и высоких цветочных кустов.
Далеко мне уйти не дал внезапно тронувший ноздри тонкий аромат. Вначале он мне понравился. Принюхалась и присела рядом с плотно растущими кустиками ярко-красных роз. На лепесточках поблескивали в лунных лучах капельки росы, придавая цветам некую невинность и загадочность. Королева любила розы. Они символизировали демоническую сущность – время и вечность, жизнь и смерть, небесное совершенство и земную страсть. В королевском саду росли только красные розы, хотя я слышала, что люди выращивали и розовые, и желтые, и белые; разные, но не алые – такие могли расцвести лишь в Мортемтере.
Одна из них – самая пышная, яркая и сочная в этом саду – так привлекла меня, что я невольно потянулась к ее тонкому стебельку. Я хотела сорвать ее и спрятать. Это неожиданное желание затуманило на мгновение разум, лишая возможности отдернуть руку. Коснулась маленькими пальчиками стебелька, а затем против воли резко сжала его и вырвала из земли. Кожу тотчас обожгло жгучей, режущей болью. Я выпрямилась и отбросила от себя вмиг почерневший цветок.
По раненным шипами пальцам побежали теплые темно-зеленые струйки крови. Сжала крепко кулачок, чувствуя, как по телу растекается обжигающее тепло, порождая желание ослушаться отца, постоянно запрещающего мне пользоваться магией, и сжечь королевский сад – сжечь дотла, чтобы от причинивших мне вред цветов не осталось и следа.
– Если бы ты ее не сорвала, она бы тебя не ранила, – раздался поблизости незнакомый голос, заставивший меня вздрогнуть.
В тот день я удивилась, почему не сразу почувствовала незнакомую энергию, а только после того как черноволосый мальчишка, темные крылья которого подрагивали, выдавая его напряжение, остановился возле меня и разрезал немного сердитым голосом царящую в саду тишину. От внезапного появления мальчика по телу пробежала волна мелкой дрожи, а по жилам заструились энергетические нити, вызванные его энергией.
Несмотря на то, что он был юн, его магия казалась мощной и разрушительной. Удивительно, но уже тогда Кайлан прятал в своем теле огромную силу, будоражащую кровь и заставляющую трепетать мое сердечко.
– Зачем ты ее сорвала? – спросил мальчик, вперив в меня столь грозный взгляд, что я испугалась, уж не читает ли он мои мысли.
И, может, взрослым этот взгляд сапфировых глаз не показался бы таким грозным, напротив – они посмеялись бы над попыткой ребенка выглядеть угрожающе серьезным, но меня тогда сильно задело негодование мальчика, а его грубый тон вызвал детскую обиду.
– Мне захотелось… – шепнула в ответ.
Я хотела отвести от него взгляд, но посчитала это проявлением слабости и заставила себя смотреть прямо в его сердитые глаза.
– Видишь, роза почернела, – продолжил мальчик, кивнув на сгнивший цветок. – Тебе стоило забыть о своем желании и не губить ее. Лучше бы вырвала с корнем сорные травы, заполонившие пруд в роще ундин. От сорняков нужно избавляться, а цветам позволять цвести и благоухать.
В девятилетнем возрасте его слова не впечатлили меня. Лишь сейчас я вдруг поняла, какой смысл он вложил в эти фразы. Уже тогда, когда наследнику было около двенадцати лет, его сердце начало леденеть, а мысли утратили детскую наивность, превратились в серьезные и мудрые.
– Чего молчишь? – насупился мальчик. – Боишься?
Почему-то этот вопрос всколыхнул мой источник и еще больше разжег бессильную злость. Я смотрела на Кайлана, желая вступить с ним в схватку, как обычно делала с другими мальчишками и девочками, обижавшими мою сестру, но не решалась совершить опрометчивый поступок. Только не знала почему – из-за отца, который разозлится, если узнает, что я ослушалась его, или из-за понимания, что ребенок демона, так нагло смотрящий мне в глаза, намного сильнее меня.
– Я не боюсь тебя, – выдохнула тихо.
Черные брови мальчика изогнулись в изумлении, и он спросил:
– А чего ты боишься?
Несколько секунд я молчала, осмысливая неожиданный вопрос, а после тяжело вздохнула и сказала почти шепотом, не понимая, почему вдруг на ум пришло именно это слово:
– Смерти.
Да, я боялась смерти. Боялась, что она нагрянет вновь – внезапно, как удар молнии. Сейчас, сидя на краю койки рядом с матерью и поглаживая ее бледную ладонь, я чувствовала, как мерзкие пальцы тьмы сжимают ее изящную шею. Прошло всего несколько часов после сожжения деревни, но мне они показались вечностью. Когда демоны ушли, Кали привела к нам двух белоснежных пегасов. С их помощью мы нашли мертвый город и предали тело отца стеклянному морю, воды которого омывали берега Мортемтера. Лететь к дереву мы не решились, лишь попрощались с отцом и воротились к горе в полнейшем молчании.
За все это время мама так и не очнулась. Сон ее был тревожным. Она часто вздрагивала, но не просыпалась, не вырывалась из мучительного кошмара.
Оказавшись в пещере, мы сразу же скрылись в своей комнате. Демоны тревожно поглядывали на нас и на бессознательную Аврелию, пока Калеб нес ее в каморку. Кая я не видела, но чувствовала, что он близко – мощные волны его энергии будоражили мой источник и кровь.