Книга Резиденция. Тайная жизнь Белого дома - Кейт Андерсен Брауэр

Ни один автор не знает наперед, что последует за выходом его первой книги. Я смешила друзей, говоря, что «Резиденция» – мое третье дитя. Сейчас это представляется абсурдным, но тогда это было лишь легким преувеличением моих чувств. Подобно родителям, авторы книг обычно чувствуют яростное желание защищать свое вышедшее в свет творение, не говоря уже о страхе за него. Разумеется, я волновалась по поводу того, как «Резиденция» будет принята читателями и критикой, но значительно больше меня беспокоило то, как отнесутся к книге замечательные работники резиденции, щедро делившиеся со мной историями из своей частной жизни.

Спустя две недели после выхода книги я начала успокаиваться. Все началось с ярко-оранжевого конверта, который вручил мне мой муж. Это было письмо от Глории Наклз – ее отец Линвуд Уэстрей провел со мной много часов, рассказывая о том, как в роли внештатного официанта служил семьям американских президентов, от Кеннеди до Картеров. К несчастью, Линвуд ушел из жизни 14 декабря 2014 года в возрасте 93 лет и не дожил до момента выхода этой книги в свет. Но Глория, которая работает учительницей в одной из техасских мужских тюрем, выражала в своем письме благодарность за то, что память об отце живет на этих страницах. «Я плакала и смеялась. Спасибо за дань уважения, которую вы оказали ему (и всей нашей семье)», – написала она. Наклз приложила к своему письму перевод на 75 долларов и велела мне потратить эти деньги на хороший ланч. Удивительный знак внимания со стороны женщины, которая мне совершенно ничем не обязана! Но таковы уж эти работники и члены их семей – доброжелательные, щедрые и совершенно бесхитростные люди.

Когда тем унылым декабрьским днем Глория позвонила мне сообщить о кончине отца, я тут же вспомнила его рассказ о смерти супруги, Кэй, случившейся за год до этого. О том, как он поцеловал ее в лоб буквально за мгновение до ее последнего вздоха. «Никогда не знаешь, когда Господь тебя приберет», – сказал он мне во время одной из наших бесед у него дома на северо-западе Вашингтона. Я вспомнила и нашу последнюю встречу – стоял жаркий летний день, из-за громкой музыки в заведении нам было трудно поддерживать беседу, и он даже не смог доесть свой ланч.

В день похорон Линвуда на Вашингтон обрушилась снежная буря, но до вашингтонской баптистской церкви, где проходила поминальная служба, все же добрались больше пятидесяти человек. Исполненный в ходе службы старинный религиозный гимн In The Garden не оставил равнодушным ни одного из присутствовавших на службе. «Линвуд был рожден для служения», – сказал пастор.

В одну из наших последних встреч я застала Линвуда за кухонным столом, тщательно и неторопливо чистящим яблоки сорта грэнни смит. Он собирался готовить печеные яблоки по рецепту Кэй – одно из своих любимых угощений. «Жена моя была родом из Северной Каролины, а тамошние девчонки – большие мастерицы по части готовки», – улыбнулся он. Он сказал, что готовит, чтобы доказать родным и друзьям, что в состоянии позаботиться о себе и после смерти Кэй. Но его переживания были очевидны, и в конечном итоге он умер менее чем через два года после смерти жены. Глория знала, что на протяжении всех шестидесяти пяти лет супружества ее родителей связывала невероятная взаимная любовь. «Я видела, с какой любовью и восхищением мой папа смотрел на нее в больнице, какой любовью светилось его лицо… вот бы мой мужчина тоже так на меня смотрел!» Получив письмо от Глории, я заплакала, и не только из-за воспоминаний о Линвуде. Просто оно послужило еще одним напоминанием о том, что эти почтенные, скромные, неустанно и достойно трудившиеся люди уходят от нас один за другим. И уносят свои воспоминания о том, что на самом деле представляли собой Эйзенхауэры, Кеннеди, Джонсоны и Никсоны в их частной жизни.

Увы, Линвуд – не один из проинтервьюированных мной, кто ушел из жизни в последние два года. К их числу принадлежат Уолтер Шайб, Нелсон Пирс, Джеймс Рэмси, Джеймс Холл, Клетус Кларк, личная помощница и конфидентка Жаклин Кеннеди Провиденсия Паредес. Именно «Прови», как ласково называла ее миссис Кеннеди, помогла измученной первой леди освободиться от залитого кровью розового костюма в ночь после убийства мужа. Рассказ Прови был одним из самых драматических из услышанных мной от работников резиденции, но именно подобные памятные моменты личных триумфов или мучительного отчаяния говорят много интересного о президентских семьях. И меня не оставляет мысль о том, что очень и очень многого мы так и не узнаем. Эти работники обоснованно считали недостойным и нескромным рассказывать об этом, так что пусть все остается между ними и семьями, которым они с любовью служили.

Маляр Клетус Кларк с 1969 по 2008 год был в Белом доме главным по малярному цеху (в составе всего двух человек). На момент его кончины 20 февраля 2015 года ему было семьдесят девять. Печальную новость сообщила мне Кэролайн, в браке с которой они прожили пятьдесят шесть лет (встречаться начали еще в восьмом классе школы). Она попросила меня помочь сообщить об этом другим работникам и проинформировать их о дате похорон, в чем я, разумеется, не отказала. Похороны состоялись 27 февраля в предместье Вашингтона Глендейл. В числе примерно трех сотен пришедших отдать последние почести Кларку было и около двух десятков его коллег по Белому дому, включая и ныне работающих. Они сели вместе на скамьях с левой стороны церкви. Среди них были столяры и маляры, хранители и повара. Все подпевали хору, исполнявшему госпел Oh, How I Want to See Him. Бывшему швейцару Скипу Аллену потребовалось почти два часа, чтобы приехать из своего пенсильванского дома на похороны своего старого друга. Бывший главный швейцар Гэри Уолтерс («Я знал Клетуса с семидесятых. Я и с его сыном знаком») и бывший шеф-кондитер Ролан Менье («Когда я говорил, что мне что-то нужно через двадцать пять минут, Клетус делал это за десять») стояли обнявшись и наблюдали, как два огромных проектора показывают кадры, запечатлевшие улыбающегося Клетуса с президентами и первыми леди. Вот он сияет счастьем, стоя между Клинтонами на рождественском приеме; вот он пожимает руку президенту Джорджу Бушу-ст. в Овальном кабинете; а вот он запечатлен в компании президента Рональда Рейгана и первой леди Нэнси Рейган. Семьи менялись, но обезоруживающе милая улыбка Клетуса оставалась все той же. Близость к власть имущим никак не повлияла на него: он оставался скромным человеком, которого нежно любили родные и друзья.

Клетус служил истинным воплощением неписаного закона конфиденциальности обслуживающего персонала резиденции. «Я все равно что привидение. Тебя не видно и не слышно. И ты ничего не слышишь, не видишь и не говоришь», – говорил он мне. Клетус всегда сознавал, насколько высокие требования предъявляются к его работе. Быть маляром Белого дома означало, в частности, умение управлять кранами, чтобы красить стены высотой под тридцать метров. Но не менее важным было и умение угождать прихотям каждой новой президентской семьи. Поскольку малярный цех располагался в подвале и не имел естественного освещения, Клетусу приходилось выносить образцы красок на улицу, чтобы понять, как они будут выглядеть в реальности. Во время администрации Клинтона он старался найти идеальное сочетание цветов для Желтого овального кабинета, который не подвергался косметическому ремонту вот уже несколько десятилетий. «Никаких записей об использовавшейся тогда краске или о том, как ее смешивали, не было вообще! Я подобрал цвета краски, и Хиллари это понравилось даже больше, чем оригинал!» Как и многим из его коллег, Клетусу случалось бывать свидетелем исторических событий: так, он смешивал краски в Солярии в присутствии миссис Рейган и ее дизайнера по интерьерам, когда первой леди доложили о покушении на ее мужа. «Никогда не забуду!» – вспоминал он об этом с содроганием.