Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
После побега с острова я могла уехать на том поезде куда угодно. По крайней мере выйти на любой станции, где он останавливался по пути во Флориду. Могла бы никогда не вернуться. Отец, конечно, очень печалился, но с тех пор прошло три года и его боль теперь представляла скорее шрам, нежели открытую рану. То же самое можно было сказать и об Уитте. Он поступил на юридический факультет и женился. Да, он по мне скучал, я в этом даже не сомневаюсь, однако жизнь сама позаботилась о том, чтобы заполнить пустоту, образовавшуюся после моего исчезновения, – это как следы на песке, которые ты оставляешь, но потом волна за волной накатывает прибой, с каждым разом размывая их все больше и больше до тех пор, пока они не исчезнут окончательно. Мне не обязательно было возвращаться домой. И разыскивать Эмму тоже. Для всех, включая меня, это стало огромным потрясением, хотя в масштабах Вселенной данное событие было мелким и незначительным. Но за годы пребывания на острове я разработала собственную теорию о смысле нашего земного существования. Пришла к выводу, что в жизни каждое событие надо считать значимым, даже если оно таковым не является и не может являться в принципе. Вооружилась этой теорией и стала составлять перечень того, что буду считать важным и к чему, как следствие, я буду относиться с уважением. Решила сравнить саму себя с этим списком и посмотреть, хватит ли мне искренности его составить.
Включила в него поиски Эммы.
В последнее лето перед нашим исчезновением Эмма в начале июня улетела в Париж. Я же отправилась в Англию только две недели спустя. Раньше мне никогда еще не приходилось оставаться в доме вместе с мамой и Хантером. Никогда. Когда Эммы не было, я всегда уезжала к папе.
По правде говоря, я могла к нему поехать. Отец очень хотел, чтобы я жила у него, а на войне, которая велась в доме Мартинов, я чувствовала себя как птичка на поле боя. И прекрасно знала, что когда солдаты вернутся, лучше всего взять и улететь. Мне было известно и то, что на птичек в зонах конфликта никто и никогда не обращает внимание, потому как все заняты исключительно поиском неприятеля. Быть незаметной птичкой, которую могут в любую минуту раздавить, если она не улетит по возобновлении боевых действий, было очень трудно.
Тем летом, в июле, мне было пятнадцать, хотя это и не может служить оправданием. Я чувствовала свою ничтожность и бессилие не только в семье, но и в целом в жизни. Но это не оправдывает меня за то, что я сделала.
Мысль пришла мне в голову в один прекрасный день за ужином. Миссис Мартин захотелось поехать в клуб, поэтому мы все оделись и вышли – я, Хантер, миссис Мартин, мистер Мартин и девушка Хантера. Парень продолжал флиртовать с мамой, чем немало меня раздражал, поэтому она надела сексуальное платье и наложила густой макияж. Я заметила, что он оглядел ее с головы до ног, прекрасно зная, что в это время на него смотрит отец. Пока Эмма не вернулась из Франции, Хантер прилагал все усилия, чтобы без конца их ссорить. Это входило в его план по уничтожению моей сестры. Но может, он таким образом хотел ее победить и вернуть. До того дня я понятия не имела, к чему именно он стремился, потому как его любовь без конца оборачивалась ненавистью, а ненависть то и дело уступала место любви.
Чтобы одеться, я пошла в комнату Эммы. Надела одно из ее платьев, выпрямила волосы специальным утюжком и накрасилась точно так же, как она. Я прекрасно понимала, что делаю. Ни о каких подсознательных действиях речь в данном случае не шла. Мне больше не хотелось быть незаметной и бессильной.
За ужином девушка Хантера без конца болтала. Ко мне относилась просто замечательно, что бесило меня не меньше, чем флирт Хантера с мамой.
Тем вечером ничего особенного не произошло. Если не считать одного незаметного взгляда. Когда-то Эмма рассказывала мне, как узнать, что ты нравишься парню, и как дать ему понять, что он нравится тебе. Тогда я никак не могла взять ничего в толк, потому что до этого и сама ничего подобного не делала и не испытывала такого рода действий на себе.
Это очень трудно объяснить, Касс, – сказала она, когда как-то ночью пришла ко мне в комнату и крепко обняла.
Просто на тебя совсем по-другому начинают смотреть или ты сама смотришь на другого человека иначе. Такой взгляд длится самую малость больше обычного. Причем совершенно замирает, хотя в этот момент ты можешь улыбаться, говорить, косить глазами, поднимать бровь и все такое прочее. Неподвижно застывает, словно лань в свете фар. Цепенеет от мысли, что только что ты вторглась в чужой мозг, пусть даже на секунду, собственно потому и задержав взор, и что тебе самой нужно обязательно защититься от подобного вторжения.
Тогда я спросила, какая мысль может вторгнуться в мозг и таким вот образом обездвижить взгляд.
Мысль о том, что ты хочешь этого человека.
В тот вечер за ужином я наконец поняла, что она имела в виду. Мама обратила внимание на то, какое платье я надела, как причесалась и какой сделала макияж. Должна сказать, ей это совсем не понравилось. Она не любила, когда я пыталась копировать Эмму и тем самым отвлекать от нее внимание. Когда мы выходили из дома, миссис Мартин отпустила на этот счет несколько замечаний, которые я проигнорировала, хотя внутри улыбалась, потому как мой план сработал. Я возрождалась из состояния небытия. И ощущала в себе силу.
За столом в клубе девушка Хантера сказала, что я прекрасно выгляжу. Что в последнее время я очень выросла. Мама улыбнулась и сказала: «По-моему, на тебе платье Эммы, нет?» Я ответила утвердительно, но при этом добавила, что сестра больше не хочет его носить. Соврала и сказала, что Эмма разрешила мне его надевать. Мама опять улыбнулась и сказала: «Отлично, напомни мне в понедельник свезти тебя к портному. Его надо немного ушить на груди. Здесь ты явно пошла в отца. Боже мой, ну почему все женщины его рода плоские, как доски?»
Я почувствовала, что лицо залилось краской, а по жилам ринулась кровь. Меня накрыла волна адреналина. Девушка Хантера жутко расстроилась, не зная, какой матерью была миссис Мартин, и понятия не имея, что я сама ее разозлила, попытавшись переключить на себя немного предназначенного ей внимания. Потом она стерла с лица выражение ужаса и опять сказала, что на ее взгляд я выгляжу просто прекрасно.
В этот самый момент, на фоне бурления в крови адреналина, я в страхе увидела обращенный на меня взгляд – в точности такой, о каком говорила Эмма. С противоположной стороны стола. Исходил он от Хантера.
Я как можно быстрее отвела глаза, но уже через мгновение поняла, что все равно не успела. Опоздала вовремя экранировать мозг от постороннего вторжения и впустила в него чужую мысль, а потом увидела, что моя собственная точно так же вторглась в мозг Хантера.
Наши запретные взгляды, атаковавшие чужой мозг, свидетельствовали о преступных замыслах. Не возьмусь утверждать, что я поняла это позже, когда повзрослела и стала мудрее. Мне это было известно уже тогда, за ужином. Хантер увидел, что я больше не стою в стороне от их войны. С помощью одного-единственного платья и макияжа я стала оружием, которое он мог использовать в борьбе с мамой, а в конечном счете и с Эммой, когда та вернется из Европы. А я поняла, что он может превратить меня в оружие, и страстно этого захотела, потому что оружие на поле боя как минимум замечают. Мне до смерти надоело быть птичкой.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
