– Сестра Анна не может принять вас, – ответила монахиня. Марк принялся умолять.
– Дело важное, срочное, – твердил он. Бесстрастное лицо монахини не дрогнуло.
– Мне очень жаль, синьор, но я не могу вас впустить. – Она захлопнула окошечко, прервав недолгий разговор. Одна за другим перед Марком захлопнулись все двери, словно одна и та же рука закрывала их. Рука мафии? Кто отдал приказ? Нэнси Карр или кто-то, стоящий повыше? Эта догадка теперь, в связи с последними событиями, показалась Марку весьма правдоподобной. А если есть власть и над Нэнси?
И у этой власти такие длинные руки, что способны заткнуть рот самой Нэнси Карр?
Марк вернулся в гостиницу. Портье вместе с ключом передал ему утренние газеты и конверт с фирменным знаком компании «Алиталия». Марк открыл конверт: там оказался билет первого класса на самолет Палермо – Нью-Йорк, вылетавший рейсом в тринадцать часов из аэропорта Пунта Раизи. Сомневаться не приходилось: еще один ясный приказ уезжать.
– Кто принес билет? – спросил Марк у портье, хотя ответ знал заранее.
– Посыльный из «Алиталии», – пожав плечами, ответил портье, – во всяком случае, мне так показалось.
Марк почувствовал, как страх сжал ему сердце. Ему припомнилось, как охотники рассказывали о погоне за горным козлом. Животное загнали к краю пропасти, и оно бросилось в бездну отчаянным прыжком. И он, Марк, превратился теперь в зверя-, которого травят. Фосетт вспомнил тропинку в полях, на окраине Манчестера, в Вермонте. Там подростком он дрался с мальчишками, считавшими, что он забрел на их территорию. Первый раз Марк спасся бегством, но потом понял, что нельзя все время прятаться, и принял вызов. Из этого сражения он вышел победителем, хотя и ему досталось порядочно. Но теперь над Фосеттом нависла такая угроза, с которой он раньше никогда не сталкивался. Он искал и не мог найти выхода из лабиринта, куда его занесло.
Фосетт зашел к себе в номер: комната напоминала поле битвы. Все было перевернуто и переломано тщательно, систематически: одежда порвана, матрас порезан, фото, вырезки из журналов разодраны в клочья. Заметки и кассеты с записью исчезли. Маленький магнитофон «Айва», что верно служил хозяину, изуродован.
Он хотел пойти в администрацию, заявить протест, рассказать о разгроме, но быстро понял, что не стоит выставлять себя на смех. И в полицию обращаться не стоило. Марк собрал то немногое, что оставалось в целости. Паспорт лежал на столе, на видном месте, как еще одно, последнее предупреждение.
Журналист спустился вниз, оплатил по счету и уехал. В полдень он уже был в Кастелламаре-дель-Гольфо, около виллы Хосе Висенте Доминичи. Он решил продолжать. Если бы Фосетт внял угрозам и предупреждениям, он бы потерял уважение к самому себе и к собственной работе.
В холле Марка встретила женщина с осанкой королевы. На ней был серо-жемчужный костюм от Валентино, под цвет серых, с золотистыми блестками глаз, и шелковая блузка. Черные лакированные туфли на высоком каблуке придавали легкость ее стройной фигуре. Вокруг женщины витал легкий аромат «Шанель».
– Я ждала вас, мистер Фосетт.
– А я не ожидал увидеть вас здесь, миссис Карр, – ответил журналист и поцеловал протянутую руку.
Он не мог оторвать от нее глаз, спрашивая себя, кто же она, эта женщина. Монахиня в строгом одеянии? Известный нью-йоркский адвокат? Опора мафиозного клана Лателла?
– Не надо так изумляться, мистер Фосетт, – улыбнулась Нэнси. – Вы же творческая личность, талантливый журналист. Вы должны уметь предусмотреть любую возможность.
– Мне жаль разочаровывать вас, – ответил Марк, – но я приехал сюда лишь для того, чтобы встретиться с Хосе Висенте Доминичи. К подобным чудесам я не готов.
Марк чувствовал себя усталым, обессиленным, разочарованным. Ему казалось, что он кое-что понял, но все построенные им схемы рассыпались.
Нэнси дружески взяла его под руку, и журналист острее почувствовал легкий, завораживающий аромат ее духов. Кажется, но в этом Марк не был уверен, Нэнси прибегла к умелому макияжу, чтобы подчеркнуть свою зрелую красоту.
– Пойдемте на веранду, – сказала она. – Это самое уютное место в этом старом доме. Нам никто не помешает.
Они прошли на застекленную веранду, откуда открывался прекрасный вид на великолепный сад. Там стояли легкие бамбуковые диванчики и пара кресел-качалок. Умелая рука как бы в беспорядке расставила тут и там экзотические растения. Солнце лило сквозь стекла приятное тепло.
– Устраивайтесь, – сказала Нэнси, указывая на кресло. Марк сел, отдавшись легкому покачиванию.
– Можно, я задам вам первый же вопрос, что пришел мне в голову? – спросил журналист.
– Вы абсолютно свободны, как и вчера, – ответила женщина, изящно опустившись на диванчик.
– Почему вы так одеты?
– Вы устали, мистер Фосетт, – заметила Нэнси, уходя от ответа, – вам надо отдохнуть.
Бессонная ночь действительно оставила свой отпечаток на лице Марка. Он был небрит, а под глазами – синие круги.
– Прежде чем я удалюсь на отдых, ответьте мне, что происходит? – спросил Марк, растерянно озираясь.
– Неужели надо объяснять, мистер Фосетт? – Нэнси смотрела на него снисходительно, словно на мальчишку, что дальше собственного носа не видит.
– Вокруг меня создалась пустота, – признался он. – Из Нью-Йорка сообщили, что мое расследование их больше не интересует. Редактор требует, чтобы я вернулся, отказавшись от интервью. Джанни Риччи со всей семьей сбежал, а мне оставил записку и советует немедленно уезжать. В гостиницу принесли вот этот билет на самолет. Еще один совет уехать…
Он положил на стол билет, Нэнси взяла его, внимательно рассмотрела.
– Вы не вняли советам. Самолет улетел без вас, – произнесла она.
– В моем номере поработала целая шайка, – не обращая внимания на слова Нэнси, продолжал Марк. – Все переломали, а что не сломали, захватили с собой. В том числе и запись нашей беседы в монастыре.
– И вас очень огорчают последние события…
– Я ничего не понимаю… – Спокойствие Нэнси действовало на журналиста угнетающе.
– Или не хотите понять?
Журналист колебался; его терзали то профессиональный репортерский интерес, то обычный человеческий страх. Марк чувствовал себя не в своей тарелке и не знал, как действовать. Нэнси с бесстрастной улыбкой гостеприимной хозяйки дома наблюдала за страданиями собеседника, но, похоже, ей совсем не хотелось помочь Фосетту разрешить мучившие его сомнения.
– Понимаете, – попытался объяснить Марк. – Все, о чем мы говорили вчера, словно стерли. Словно я никогда ничего не слышал… Уверен, вы прекрасно меня понимаете… Я запутался, я ищу выход из этого лабиринта. Знаете, чего бы мне хотелось? Заснуть, а проснувшись, обнаружить, что мне просто приснился кошмарный сон…
