Какова бы ни была истинная причина враждебности между двумя женщинами, Лепида войну проиграла. Ее обвинили в наведении порчи на Августу и в том, что банда принадлежавших ей рабов разорила Калабрию, и приговорили к смерти. Нерон лично выступил как свидетель обвинения против своей тетки, подтвердив утверждение о попытке наведения порчи. Несмотря на активное противодействие со стороны Нарцисса, Лепиде не удалось избежать казни.
Вольноотпущенник никогда не любил Агриппину, а теперь опасался ее все больше и больше. Есть все основания предполагать, что он пытался изменить ситуацию в пользу Британника с помощью Лепиды. Но Нарцисс, вероятно, лишился доверия при дворе. Падение Мессалины, устроенное его стараниями, ослабило Клавдия и повредило его имиджу. И потом, ему вменили в вину трудности, с которыми пришлось столкнуться при осушении Фуцинского озера, ведь руководил этими работами Нарцисс. Агриппина воспользовалась пресловутым инцидентом во время второго спуска воды, чтобы обвинить Нарцисса в алчности и воровстве. То есть вольноотпущенник похитил часть денег, выделенных на проведение работ. Нарцисс был не робкого десятка и в ответ заговорил о непомерном честолюбии Агриппины. Нужно быть редкостным нахалом, чтобы резать правду-матку в глаза хищной птице столь высокого полета! Впрочем, Нарцисс не питал иллюзий по поводу того, что его ждет: он якобы сказал своим близким, что его не пощадит ни Британник, ни Нерон, когда кто-либо из них придет к власти. Это правда: после того как он погубил мать первого и стал врагом матери второго, его шансы выжить сделались призрачными.
Однако Нарцисс до последнего делал ставку на Британника и чуть не выиграл партию. Ибо Клавдию Агриппина тоже поднадоела, и он уже давал это понять. Однажды вечером, хватив лишнего, он заявил, что его судьба — терпеть мерзости своих жен, а потом наказывать их. Порой угрожающие намеки сыпались и без вина: своим вольноотпущенникам, расхваливавшим его за приговор, вынесенный прелюбодейке, он ответил, что ему тоже было суждено иметь бесстыжих жен, но они не остались безнаказанными. При этом император все более явно намекал на свое намерение передать власть Британнику. По словам Светония, однажды он сказал своему сыну, целуя и обнимая его: «Расти, и примешь от меня отчет во всех моих делах», — и добавил греческий стих: «Ранивший исцелит». А когда его сына собирались облечь в тогу совершеннолетнего, Клавдий воскликнул: «Пусть наконец у римского народа будет настоящий Цезарь!»
Собирался ли Клавдий в самом деле сменить наследника? Светоний даже утверждает, что он «вскоре затем» составил завещание, скрепив его печатями всех должностных лиц, намекая тем самым, что принцепс назначал Британника своим преемником. Трудно узнать истинные намерения императора в конце жизни. Тацит и Светоний заявляют об угрожающих намеках, которые он то и дело отпускал Агриппине, а Дион Кассий даже говорит, что Клавдий намеревался отлучить ее от трона, а затем назначить своим преемником Британника. Зато Тацит, в противоположность двум своим собратьям, не говорит об изменении порядка наследования. Однако если Клавдий действительно решил избавиться от своей жены, то наверняка не собирался сохранять распоряжения о преемнике в пользу Нерона.
Точно одно: в 54 году отношения между Клавдием и Агриппиной испортились. А поскольку единственным серьезным мотивом их ссоры оставалось наследование власти, можно прийти к выводу, что Клавдий ставил под вопрос права Нерона. Но как далеко заходили его намерения? Покончить с этими правами, как утверждает Дион Кассий и намекает Светоний, что подразумевало физическое устранение матери и сына? Или же Клавдий просто хотел поставить Британника наравне с Нероном, предоставляя ему те же почести, какие получил Нерон в 51 году вместе с мужской тогой? Выяснить это невозможно, настолько неточны или противоречивы источники. Заглянем в Светония. В начале, как мы уже видели, он приводит детали, наводящие на мысль о том, что под конец жизни Клавдий, отстранив Нерона, решил в пользу Британника. Затем утверждает, что во время своего последнего появления в сенате принцепс «всячески увещевал сыновей жить меж собою в согласии и с мольбою просил сенаторов позаботиться о их молодости», а это означает, что он еще не сделал свой выбор или не желал выбирать.
Так что мы никогда не узнаем, что именно было в голове у Клавдия, когда его настигла смерть — по официальным данным, 13 октября 54 года, между полуднем и часом дня[76]. Не узнаем мы никогда и точных обстоятельств его смерти. Древние авторы сходятся в том, что императора отравили, но приводят настолько противоречивые детали, что некоторые современные историки начинают сомневаться в убийстве. Правда, Клавдий был болен незадолго до свадьбы Нерона в 53 году, а в 54-м Рим поразила эпидемия, унесшая, помимо императора, пятерых магистратов за несколько месяцев. Нарцисс тоже прихворнул и отправился на воды в Синуэссу в Лациуме (лечиться от подагры). То есть Клавдий в свои 64 года вполне мог умереть своей смертью, тем более что его организм был изношен из-за чревоугодия и пристрастия к вину.
Тем не менее отравление остается наиболее вероятной гипотезой. Древние утверждают это в один голос; оно также является, если можно так сказать, логическим следствием ссоры императорской четы: один из двух должен был убить другого. Агриппина, как всегда, оказалась проворнее.
По словам Тацита, императрица уже давно задумала убийство и теперь боялась, что супруг разгадает ее происки. Она воспользовалась отсутствием Нарцисса, который обычно не спускал с нее глаз, и ускорила события. Чтобы заставить поверить в естественную смерть, прибегли к медленно действующему яду. Состав изготовила отравительница по имени Локуста, а дегустатор Голат впрыснул его в белый гриб. Бедный Клавдий, обожавший грибы, охотно его съел, но действие яда все никак не проявлялось. Обычно процесс начинался с помутнения рассудка, но, поскольку наш герой по своему обыкновению задремал под воздействием вина, ничего не было заметно. Кроме того, он принял рвотное, с которым, возможно, и вышел яд. Агриппина встревожилась и позвала врача Ксенофонта, которого сделала своим сообщником. Под предлогом вызывания рвоты эскулап засунул в горло Клавдия отравленное перо, которое и довершило дело. Дион Кассий приводит почти такую же версию, но без вмешательства Ксенофонта, в котором Тацит, кстати, не уверен. Светоний предлагает несколько других версий, отличающихся местом рокового пира и способом, которым действовал яд.
Клавдий, вероятно, скончался в ночь на 13 октября. В последующие часы его смерть держали в тайне, чтобы подготовить восшествие на трон Нерона. Всем руководила Агриппина. По ее наущению консулы созвали сенат и вместе с жрецами вознесли мольбы о здоровье принцепса. Одновременно Агриппина выпускала одну за другой ободряющие сводки о его здоровье и в своем стремлении к достоверности дошла до того, что вызвала актеров — развлечь своего мужа. Но главное, она заперла дворец: никто не мог ни выйти оттуда, ни войти без ее разрешения. Нужно было пресечь любую попытку передачи власти Британнику, но без насилия над ним, чтобы приход к власти Нерона не выглядел тем, чем был на самом деле — государственным переворотом. Еще не настало время избавиться от третьего лишнего, поэтому Агриппина осыпала Британника и его сестер Антонию и Октавию знаками притворной любви.
