А тот мужчина?.. Он отрекся от этой правды, как только увидел, что она потрясла меня. Но было уже поздно. Я купила билет на Марс, в одну сторону. Когда прибыла сюда, приглашение мистера Ааронсона увлекло меня в новое путешествие, которое закончится… неведомо где.
Уайлдер поймал себя на том, что к завершению монолога актрисы он наклонился и взял ее за руку.
— Нет, — сказала она, отстраняясь. — Не надо слов. Не надо прикосновений. Не надо сочувствия. И мне жалеть себя тоже не надо. — Она впервые улыбнулась. — Разве не странно? Я всегда думала, что, наверно, хорошо будет когда-нибудь услышать правду, прекратить этот маскарад. Как же я заблуждалась! В этом нет ничего хорошего.
Она уставилась на черную воду, бесшумно бежавшую под яхтой. Когда же через несколько часов она подняла от нее взгляд, кресло рядом с нею пустовало. Уайлдер ушел.
На второй день, позволив новым водам нести их, куда пожелают, они приблизились к высокой горной гряде, устроив по пути ленч в древней кумирне и пообедав под вечер в очередных руинах. Затерянный город в разговорах почти не упоминали. Путешественники были уверены, что его не удастся найти.
Но на третий день они без каких-либо подсказок почувствовали приближение некой великой Сущности.
В конце концов поэт облек это чувство в слова:
— Не Бог ли где-то тут, довольный, мурлычет песенку под нос? — произнес он нараспев.
— Какой же ты все-таки гнусный урод, — отозвалась его жена. — Почему ты не можешь говорить по-английски ничего, кроме глупостей?
— Да послушай же, черт побери! — крикнул поэт.
Все прислушались.
— Неужели у вас нет ощущения, будто вы стоите на пороге огромной кухни, с очагом, подобным домне, и где-то там внутри, в приятном тепле, движутся гигантские руки, облепленные мукой, пахнущие чудесными потрохами и восхитительными внутренностями, окровавленные и гордящиеся этой кровью… будто где-то там Бог стряпает к обеду Жизнь? В котле над Солнцем варево для того, чтобы жизнь процветала на Венере, в другом чане — густой суп из костей и нервного сердца, чтобы запустить животных на планеты, разбросанные на десять миллиардов световых лет. И разве не доволен Бог своей грандиозной работой в великой кухне Вселенной, где Он составил меню из праздников, голода, смертей и возрождений на миллиард миллиардов лет? И если Он доволен, то почему бы Ему не мурлыкать Себе под нос? Прислушайтесь к своим костям. Разве не бурлит в них мозг от этого гудения? И, кстати, Бог не только бубнит без слов, Он поет в элементах. Танцует в молекулах. Мы пребываем в средоточии вековечного празднества. Что-то грядет. Тс-с…
Он прижал пухлый палец к выпяченным губам.
И тогда все умолкли, и бледный лик Кары Корелли озарил потемневшие воды впереди.
Они все почувствовали это. Уайлдер. Паркхилл. Они закурили, чтобы перебить ощущение. Они перестали курить. Они ждали в сгущавшихся сумерках.
А гудение приближалось. И охотник, ощущая его, прошел и присоединился к молчаливой актрисе на носу яхты. И поэт, ощущая его, сел, чтобы записать слова, которые только что произнес.
— Да, — сказал он, когда в небе показались звезды. — Оно уже почти рядом. Оно, — он глубоко вздохнул, — надвигается.
Яхта вошла в туннель.
Туннель уходил в недра горы.
И там оказался Город.
В полой горе находился Город, окруженный своими собственными лугами, и над всем этим раскинулось его собственное небо, подсвеченное странным цветом. И он оказался затерянным и оставался затерянным по той простой причине, что люди пытались отыскать его, летая по воздуху, разъезжая по петляющим дорогам, а дело было всего-то-навсего в том, что каналы, которые вели сюда, ждали, пока хоть кто-нибудь пройдет по тому пути, где некогда бежали воды.
И теперь яхта, заполненная странными людьми с другой планеты, пришвартовалась к древнему причалу.
И Город вздрогнул.
В старину города жили и умирали в зависимости от того, были там люди или нет. Просто и понятно. Но в поздние эпохи существования жизни на Земле или Марсе города уже не умирали. Они засыпали. И в своих иллюзорных снах, в коловращении видений они вспоминали, какими были некогда или какими могут когда-нибудь стать опять.
И потому, сходя поодиночке на пирс, путешественники ощущали огромную личность, потаенную, надежно смазанную, укрытую металлом, сверкающую душу огромного Города, которая, дрогнув обвалом пока еще безмолвных и невидимых фейерверков, начала возвращаться к бодрствованию.
Вес новоприбывших заставил машину чуть заметно выдохнуть. Люди почувствовали себя на нежнейших весах. Поверхность пирса просела под ними на миллионную долю дюйма.
И Город, гигантская механическая Спящая красавица, достойный ночных кошмаров, почувствовал это прикосновение, этот поцелуй, и проснулся.
И грянул гром.
В стене высотой в сто футов красовались семидесятифутовые ворота. И теперь створки этих ворот раздвигались, утопая в стене.
Ааронсон шагнул вперед.
Уайлдер двинулся было, чтобы остановить его. Ааронсон вздохнул.
— Капитан, прошу вас: не надо советов. И предупреждений. Не нужно вызывать разведчиков, чтобы они прошли вперед и истребили потенциальных злодеев. Город хочет, чтобы мы вошли. Он приветствует нас. Вы ведь не думаете, что тут мог остаться кто-то живой, правда? Здесь нет никого, кроме роботов. И не воспринимайте его как бомбу с часовым механизмом. Он не видел веселья и радости — сколько? — двадцать веков? Вы понимаете марсианские иероглифы? Вот тут, на цоколе. Город был построен, самое меньшее, девятнадцать веков назад.
— И заброшен, — добавил Уайлдер.
— Вы говорите так, будто причиной этого была эпидемия.
— Не эпидемия, — Уайлдер беспокойно переступил с ноги на ногу, ощущая себя на гигантских весах, подающихся под его весом. — Нечто… нечто такое…
— Так давайте выясним. Вперед!
Поодиночке и парами пришельцы с Земли переступили порог.
Уайлдер шагнул последним.
И Город стал оживать на глазах.
Металлические крыши Города раскрылись, как цветочные лепестки.
Окна растворились, как веки огромных глаз, чтобы взглянуть сверху на пришельцев.
Тротуары нежно журчали и касались их ног, как реки, механизированные ручьи, разбегавшиеся, сверкая, по всему Городу.
Ааронсон с удовольствием глядел на эти металлические потоки.
— Что ж, видит бог, гора с плеч! Я собирался вывезти всех вас на пикник. Но теперь пусть вас развлекает Город. Встретимся здесь через два часа, чтобы обменяться впечатлениями. Пошли.
С этими словами он вступил на серебристую движущуюся ковровую дорожку, которая быстро понесла его прочь.
Уайлдер в тревоге дернулся было за ним. Но Ааронсон весело крикнул:
