Книга Балканы. Окраины империй - Андрей Шарый

ДЕТИ БАЛКАН

СТЕПАН МАЛЫЙ

царь-самозванец

Талантливый проходимец, втершийся в доверие к горцам и выдававший себя за низложенного в 1762 году и таинственно простившегося с жизнью в Ропшинском дворце российского императора Петра III, оказался умелым политиканом и продержался у власти почти шесть лет. В своих тщаниях Степан (Стефан, Шчепан) Малый был не одинок: помимо Емельяна Пугачева внуком Петра I во второй половине XVIII столетия объявляли себя десятки претендентов. Этот примерно 40-летний малый, знахарь родом из Далмации или Боснии (как предполагают, его настоящее имя Стефан Раичевич), появился в Черногории в 1766 году. Первым якобы бежавшего из Петербурга императора в чужестранце узнал капитан Мирко Танович, служивший в свое время в России и видевший Петра III. Кажется, император и самозванец действительно были похожи. Слава «чудесно спасшегося монарха» росла, и осенью 1767 года по инициативе черногорских старшин Степан Малый был посажен на царство. Он пытался укрепить централизованную власть, искоренить межплеменную рознь, запретил кровную месть, довольно успешно противостоял османской и венецианской экспансии, учредил первый в черногорской истории суд, провел перепись населения (насчитали 70 тысяч человек), предпринял усилия по сбору налогов. Свои указы он подписывал так: «Малый с малыми, добрый с добрыми, злой со злыми». Против самозванца неудачно выступал митрополит Сава Петрович-Негош, но Степан на время ловко заточил его в монастырь. Прибывший из Петербурга разбираться в ситуации князь Юрий Долгорукий (Долгоруков) также не смог убедить черногорских сербов в том, что их царь ненастоящий, хотя лично удостоверился: Степан не говорил по-русски. Со временем Степан наладил отношения с Петербургом, получил даже звание генерал-лейтенанта императорской армии и орден Святого Владимира. Однако внутренняя и внешняя оппозиции крепчали. В 1770 году на лжецаря совершили покушение, он получил тяжелые ранения, потерял зрение, но продолжал, как мог, править разобщенными черногорскими племенами из монастыря Доньи-Брчели. Достали самозванца осенью 1773-го: подкупленный османами греческий врач-убийца перерезал царю горло. Степан Малый, трагикомический персонаж сомнительных роду и племени, превратился в популярного героя высокой и народной черногорской культуры. «Лжецарь» — так называется первый снятый в Черногории полнометражный художественный фильм. В 1979 году маститый режиссер Велько Булайич представил публике фантазийную ленту «Человек, которого нужно убить: легенда о царе Степане Малом» — самозванец предстает слугой Сатаны по имени Фарф, посланным на Землю, чтобы изменить баланс добра и зла. Оказавшись в окружении добросердечных горцев, Фарф влюбляется в местную девушку и отказывается возвращаться в пекло. Сатана карает его страшной смертью. Этот остроумный кинофильм с отважными по социалистическим меркам элементами эротики Югославия представила на «Оскар».

Политической самостоятельности от османов Черногория добилась 300 лет спустя — в 1796 году, после битв у Мартиничей и при Крусах. Выплата дани прекратилась. Четыре или шесть тысяч славянских бойцов дважды победили многократно превосходившее их по численности войско Махмуд-паши Бушатлии, разбили в буквальном смысле слова наголову: череп османского военачальника выставлен трофеем в монастыре Цетине[36]. Гористый овал размером примерно 70 на 30 километров вокруг монастыря, дважды дотла сожженного врагами, но поднятого из пепелища братией и людом православным, Стара Црна Гора, превратился в ядро будущих страны и нации, и идеи сербства были здесь неотделимы от понятия черногорской родины.

Ярослав Чермак. «Черногорские беженцы времен черногорско-турецкой войны». 1877 год

Чешский балканист Франтишек Шистек, автор толковой монографии по истории Черногории, отыскал удачный образ для характеристики местной самоидентификации — концентрические круги, наложенные один на другой: жители этих краев ощущали себя прежде всего черногорцами, потом сербами (православными), а если говорить шире, то южными славянами и славянами вообще. При этом постоянные контакты между сербами из Сербии и черногорцами установились довольно поздно, а отношения не всегда складывались благоприятно. Это было прежде всего соперничество: черногорцы видели себя главными свободными от Османов жителями Балкан, потому что якобы больше других страдали во имя независимости. Со временем сказался решающий перевес Сербии — демографический, военный, экономический, научный. Общая граница между двумя государствами возникла только в 1913 году. Объединительные планы до поры до времени сводились к поискам моделей совместного царствования разных династий и определения справедливой очереди престолонаследия, пока Сербия не воспользовалась политической ситуацией и, выражаясь циничным современным языком, не отжала у черногорцев независимость. В Белграде сочли, что, сыграв важную роль в антиосманском сопротивлении, Черногория выполнила самостоятельную историческую миссию.

Свободная территория черных гор складывалась как теократическая монархия. Управлявший с 1697 года Цетинской митрополией, а потом и княжеством род Петровичей-Негошей соединял в своих руках бразды и светской, и духовной власти. Поскольку монахам полагалось быть бездетными, полномочия передавали от дяди к племяннику. Православная церковь оставалась главным черногорским феодалом, владея практически всеми пригодными для обработки земельными участками. Церковь выступала хранительницей традиций и единственной просветительницей, кого следует, карала, кого хотела, миловала. Крест православный встречал каждого обитателя черных гор при появлении на этом свете и каждого провожал на тот; для многих поколений крест представлял собой ключевой символ бытия, символ малой родины и символ мира как глобальной человеческой общины. Так и сказано в местной патриотической поэме: «Мир, вставай за крест!»

Петровичи-Негоши настойчиво добивались расширения своих земель. Постепенно к Старой Черногории присоединили прилегающие к Цетине с севера земли, Брда (серб. «горы»), потом районы Черногорской Герцеговины с центром в Никшиче, а позже и нынешнее Черногорское Приморье. Еще столетие с небольшим назад демографы регулярно подсчитывали домохозяйства, управлявшиеся черногорскими племенами. Каждое (этнограф Йован Цвиич классифицировал в начале XX века 46 племен) собиралось из братств-кланов, членов которых связывали пусть отдаленные, но родственные узы по мужской линии. До начала XX столетия, когда передвижение современных армий и развитие инфраструктуры принесло дыхание глобального мира и в эти труднодоступные балканские края, братства и племена оставались важными институтами самоуправления.