– Может быть, – говорит Джона, – любовь – это когда ты вцепился во что-то двумя руками и падаешь с высоты. И сам не знаешь, падаешь ты или летишь…
– Пока не грохнешься на асфальт, – говорит Хлоя.
Джона знает, что этот день запомнится ему навсегда. Запомнится Хлоя, такая, какая она сейчас: ее пальто – синее, как стены пагоды.
– Чего ты хочешь, Джо? Если по правде.
Он старается не замечать ее руки, скрещенные на груди, ее нарастающее раздражение.
– Я хочу всего, – говорит он. – И точно знаю, чего не хочу. Я не хочу легковесной жизни.
Она вопросительно смотрит на него.
– Уж лучше страдать, – продолжает он, – чем сидеть в своей скорлупе, в одиночестве и… – Он щурится на солнце. – Я хочу быть как дерево. Ветвями тянуться к небу, но держаться корнями за землю. Не метаться туда-сюда. Может быть, завести ребенка.
Мир кружится, как карусель, вокруг синей пагоды.
– Это нормально, если ты не хочешь детей. Только пусть это будет оправданный выбор, пожалуйста…
– Но…
– Когда ценишь то, что имеешь, когда понимаешь, что можно довольствоваться тем, что есть, жизнь наполняется новым смыслом.
– Довольствоваться тем, что есть?
Его порыв сломлен, смят.
– Я вовсе не это имел в виду.
Она опять повернулась к нему спиной. Да, у нее красивая спина, но ему надоело, что она так упорно отворачивается от него. Ее напряженная шея, вызывающе вскинутый подбородок, ее юная хрупкая воля против его горячечного напора.
– Отношения – это не вещь, – произносит она ровным, бесцветным голосом, – которую можно удержать в руках или распланировать на бумаге. Это движение. Любовь – это то, что ты делаешь.
Джона знает, что это правда. Любовь – это способность выслушать свою жену, когда ты устал и тебе хочется спать; не забыть похвалить ее новые туфли или вынуть белье из стиральной машины. Неисчислимое множество мелочей, ежедневное старание совершенно по-новому увидеть женщину, которая рядом. Превратить ее в музыку. Но Хлоя бормочет:
– Пойдем. Я тебе кое-что покажу.
Они идут по Аллее пагоды, и Хлоя вспоминает, как однажды вечером они с Джоной, напившись пива, бродили по рынку – когда быть вместе им было так же легко, как дышать. Потом она вдруг понимает, что они идут в ногу. Правая, левая, правая. Хотя их разделяет не меньше метра, идущий навстречу прохожий извиняется, протискиваясь между ними. Она вспоминает, что писала в своем письме. Надежда есть ритм.
Они минуют Пальмовый дом и останавливаются у скамейки с табличкой:
Ну, вот и все. Или нет?
В память о Дилис «Филлис» Шуб
1920–2003
Не сводя глаз с таблички, Хлоя чувствует некий сдвиг, еще не движение, но импульс к движению, едва уловимый. Она пытается удержать это мгновение, прислушаться к этому тихому всплеску.
Не глядя на Джону, она знает – чувствует, – что он больше не хмурится.
– Ты чему улыбаешься?
– Ничему. Просто так.
Она оборачивается к нему.
– Нет, правда… О чем ты думаешь?
– Спасибо тебе. Если бы не ты, даже не знаю, как бы я пережил эти годы. Я был…
– Идиотом?
Предвкушение поцелуя иногда даже слаще, чем сам поцелуй: робость, сомнения, настороженное ожидание. Они смотрят друг другу в глаза, удостоверяясь в согласии своих устремлений. Их поцелуй – долгожданный и от этого пронзительно-нежный. Все двусмысленные слова, обиды, все разделявшие их преграды были стерты этим поцелуем.
Хлоя слегка отстраняется и видит его робкую радостную улыбку.
Она берет его за руку.
– Хочу тебе кое-что показать. Это недалеко.
Она ведет его мимо дворца Кью к неприметной тропинке, которую он никогда раньше не замечал. За плотной стеной из кустарника – потайной сад. Джона смотрит по сторонам. Справа – современная оранжерея, состоящая из ломаных линий и закругленных изгибов.
– Она закрыта для публики, – говорит Хлоя. – Но я была здесь по работе, изучала коллекцию бумаги.
Они углубляются в сад, который не бередит память Джоны, поскольку он здесь впервые. Тут есть заросший кувшинками пруд и тропинка, вьющаяся среди камней. Тропинка выводит к мосту над ручьем и Залу имени сэра Джозефа Бэнкса. У фонтана стоит цапля, которую Джона ни разу не видел раньше: она изящнее тех, что на озере, наверное, моложе. Она чистит перья в лучах заходящего солнца.
День подходит к концу, но ощущается как начало. Хлоя тащит Джону за собой, словно она приготовила ему подарок и хочет, чтобы он быстрее его развернул и увидел. Она приводит его на другую сторону пруда, где на невысоком холме стоит круглая кованая беседка. С холма открывается вид на классический английский сад у дворца Кью. Квадраты подрезанного кустарника, статуи и клумбы с декоративными травами. Справа – Темза. Хлоя стоит, раскинув руки, будто желая обнять все это великолепие. Джона достает из кармана телефон и делает снимок. Он фотографирует не пейзаж. В лучах заходящего солнца одна половина лица Хлои залита светом, другая скрыта в тени. Она пристально смотрит на Джону, и тот улыбается ее образу на экране, потом – ей самой. Сверяет картинку и оригинал, чтобы убедиться, что он запечатлел именно то, что хотел. Он знает: 17.09 и будет названием. В 17.09 двадцать девятого октября.
Они стоят лицом друг к другу. Хлоя пытается удержать равновесие, как канатоходец, застывший на середине каната.
– Сады сейчас закрываются. Нам надо идти.
– Еще минутку. Смотри, какой закат.
Джона садится на траву, Хлоя смотрит на него сверху вниз. Миг нерешительности – и она садится рядом. Джона ложится и кладет голову ей на колени. Она подставляет лицо теплым лучам заходящего солнца, чувствует, как его свет пронизывает все ее существо. Она смотрит на тонкую линию горизонта, разделяющую небо и землю, и размышляет о том, что они создадут вместе с Джоной. Дружбу? Ребенка?
Кажется, путь будет долгим, но, прервав размышления и вернувшись в реальность, Хлоя понимает, что она уже здесь, его рука лежит на ее бедре. Она снова смотрит на угасающий свет.
– Стоит лишь отвернуться, каждый раз он меняется, – шепчет она.
Солнце уже опускается за горизонт. Хлоя ложится на землю и кладет голову Джоне на грудь. Она наконец позволяет себе быть слабой. Она вспоминает его слова о тишине, о паузах, на которых держится ритм. Удары его сердца отдаются ей в щеку, как пульсирующие басы.
– Надо идти, – говорит Джона. – Полицейский у ворот…
– Ладно, пойдем.
Он берет ее за руку и поднимает на ноги. Не зная, что ждет их в будущем, они идут прочь. Сегодня кончается британское лето. Сегодня ночью переводят часы.
