— Не бывает непроницаемой обороны. — Каэдэ сбрасывает высоту, хотя нас и преследуют самолеты Республики. — Я знаю, что делаю.
Мы быстро приближаемся к Денверу. Я вижу надвигающуюся на нас серую стену Щита — препятствие, которому нет равных в Республике, — и тяжелые серые колонны, разнесенные на сотню футов, по сторонам. Я закрываю глаза. Никогда — никогда! — Каэдэ не удастся перелететь через стену. Эскадрилья, может, и смогла бы, да и то большой вопрос. Я представляю себе ракету, которая поражает самолет, и кресла выкидывают нас в ночное небо, представляю, как солдаты расстреливают парашюты, а наши тела падают на землю. Щит теперь закрыт. Они уже некоторое время наблюдают за нами и теперь держат нас под прицелом. Они наверняка еще никогда не видели угнанного самолета Колоний.
Теперь Каэдэ пикирует. Не просто пикирует — почти под прямым углом, еще немного — и мы врежемся в землю. У меня за спиной Дэй набирает полные легкие воздуха. Здания внизу несутся на нас. Каэдэ потеряла управление самолетом. Я это знаю. Нас сбили.
В последнюю секунду Каэдэ тянет штурвал на себя. Мы проносимся над самыми крышами — ощущение такое, что вот-вот заденем их брюхом, — и тут же сбрасываем скорость до минимума, при котором возможен полет. Я вдруг понимаю, что Каэдэ намеревается сделать. Полная глупость. Она вовсе не собирается пролететь над Щитом — она хочет протиснуться в ворота, по которым проходят поезда. По такому туннелю я ехала в поезде с Президентом. Конечно. Ракетные системы земля — воздух, установленные вдоль Щита, не предназначены для борьбы с целями, которые движутся на столь малой высоте, потому что не могут стрелять под таким углом. А мощность пулеметов на стене слишком мала. Но если Каэдэ чуть промахнется, мы врежемся в стену и разобьемся. Мы уже так близко к Щиту, что я вижу солдат, мечущихся по стене. Их системы связи, вероятно, работают быстро.
Но при нашей скорости это не имеет значения. Секунда — и несколько сотен футов Щита перед нами; еще секунда — и мы устремляемся к черному жерлу железнодорожного туннеля.
— Держитесь! — кричит Каэдэ.
Она опускает самолет еще ниже, хотя это, казалось, невозможно. Туннель раскрывает перед нами свой зев.
Ничего у нас не получится, слишком узко.
И вот мы внутри, на мгновение нас накрывает полная темнота. Потом появляются яркие искры — их высекают крылья, задевая стенки туннеля. Над нами раздается грохот. Я понимаю, что они спешат перекрыть выход, но поздно.
Еще секунда. Мы влетаем в Денвер. Каэдэ перебрасывает штурвал в другую сторону, пытаясь еще больше замедлить скорость.
— Садись, садись! — кричит Дэй.
Мимо нас проносятся здания. Мы летим слишком низко, направляясь прямо к торцу высоких казарм.
Каэдэ закладывает крутой вираж. Какие-то миллиметры отделяют нас от столкновения. Наконец мы садимся, по-настоящему садимся, самолет касается земли и скользит, отчего мы повисаем на ремнях. Кажется, мои конечности сейчас оторвутся. Гражданские и военные по обе стороны улицы разбегаются, искры отлетают от фюзеляжа. Я понимаю, что это стреляют наугад ошарашенные военные. В нескольких домах впереди толпы народа стоят на обочинах — таращатся на самолет, мчащийся по мостовой.
Наконец мы останавливаемся — одно крыло цепляется за здание, и мы боком влетаем в проулок. Я резко откидываюсь к спинке кресла и глазом не успеваю моргнуть, как фонарь кабины поднимается. Мне удается отстегнуть ремни и неуверенно выбраться на край кабины.
— Каэдэ. — Я прищуриваюсь, силясь сквозь дым увидеть ее и Дэя. — Мы должны…
Слова замирают на языке. Каэдэ осела в пилотском кресле, она все еще пристегнута ремнями безопасности. Пилотские очки сидят у нее на лбу, — думаю, она так и не опускала их на глаза, которые сейчас пустым взглядом смотрят на приборный щиток. Ее блузка пропитана кровью вокруг того места, куда ее ранили на крыше. Шальная пуля пробила фонарь и попала в Каэдэ во время нашей жесткой посадки. Каэдэ, которая еще минуту назад казалась неуязвимой.
Несколько секунд я не в силах шелохнуться. Вокруг приглушенный гомон хаоса, дым окутывает все, кроме меня и тела Каэдэ, пристегнутого к креслу. Тихий голос сквозь черно-белый туман оцепенения пробивается в мой мозг, знакомый пульсирующий свет страгивает меня с места.
«Шевелись, — говорит он мне. — Быстрее».
Я отрываю глаза от Каэдэ, лихорадочно ищу взглядом Дэя. В самолете его уже нет. Я перебираюсь на крыло, вслепую соскальзываю вниз, наконец оказываюсь на земле, на четвереньках. Вокруг ничего не видно.
Сквозь дым ко мне прорывается Дэй, поднимает меня на ноги. И я вдруг вспоминаю, как впервые увидела его. Он тогда материализовался из ниоткуда — голубые глаза, запыленное лицо — и протянул мне руку. Теперь я вижу гримасу душевной боли. Вероятно, он тоже видел Каэдэ.
— Вот ты где — я думал, ты уже ушла, — шепчет он, пока мы выбираемся из-под обломков самолета. — Идем в толпу.
Ноги у меня болят. От жесткой посадки все тело в синяках.
Мы останавливаемся под разбитым крылом, и в это время солдаты устремляются к самолету. Группа военных образует оцепление, чтобы не подпустить гражданских к обломкам, они стоят спиной к нам. Остальные сквозь дым шарят лучами фонариков по искореженному металлу, ищут выживших. Один из них, вероятно, заметил Каэдэ — он подзывает солдат.
— Это самолет из Колоний! — недоуменно кричит он. — Самолет прорвался через Щит прямо в Денвер.
Мы временно скрыты от взглядов, но нас могут заметить в любую секунду. От толпы нас отделяет оцепление.
Отовсюду, по всему городу, слышится звон стекла, рев огня, крики, песни. Только те, кто стоит близко к обломкам, кажется, понимают, что потерпел крушение самолет из Колоний. Я смотрю туда, где возвышается Капитолийская башня. Голос Андена звучит с каждого здания, из каждого громкоговорителя, прямую трансляцию его выступления, вероятно, показывают на всех уличных экранах столицы… и страны. Я вижу, как самые отчаянные бунтовщики бросают в солдат бутылками с коктейлем Молотова. Люди даже не представляют, что Конгресс сидит себе спокойненько и ждет, когда ярость толпы позволит им заменить Андена на Рейзора. У Андена нет ни малейшего шанса успокоить народ. Я представляю такие же вспышки протеста по всей Республике, на каждой улице, в каждом городе. Если бы Патриотам удалось сообщить об убийстве Президента через громкоговорители Капитолийской башни, революция бы уже свершилась.
— Вперед! — командует Дэй.
Выбежав из-под крыла, мы застаем оцепление врасплох. Прежде чем кто-нибудь успевает схватить нас или выстрелить, мы ныряем в толпу. Дэй мгновенно опускает голову и тащит меня сквозь плотные скопления рук и ног. Его пальцы крепко держат мои. Рваное дыхание вырывается из груди, но я не отстаю. Я проталкиваюсь за Дэем. Люди удивленно вскрикивают, реагируя на наши толчки.
Солдаты за спиной поднимают тревогу.
— Вон они!
Раздается несколько выстрелов. Они преследуют нас.
