Короче, спасли его санитарки. И контузия моя помешала, да два ребра к тому же…
Дед замолчал. Я взяла его за руку, в моей ладони всего-то три пальца уместились. Мне снова было одиннадцать лет.
– Вот такие вот шанюшки, мил-друг душа моя. – Дед провел ладонью по моим волосам. – И никогда, до гробовой доски, не смог я забыть той клубники ленинградской. Да и после смерти, видишь, вспоминаю.
Пробежал шелест по райскому саду, ветер всколыхнул розовую пену, полетели-закружились лепестки. К клубничному аромату добавилась какая-то химия, что-то вроде ацетона. Голос совсем рядом спокойно произнес:
– А может, не знал товарищ Сталин про клубнику?
Я обернулась, дед тоже. Почувствовала, как он крепко сжал мою ладонь.
Разводя пушистые ветки плавными руками, к нам неспешно вышел босой мужчина в белой крестьянской рубахе и льняных портках. Лицо, да что там лицо – я узнала его сразу, он был похож на все свои портреты сразу, но ни один из этих портретов не был похож на него.
– Да и должен ли великий Сталин знать? – Голос, вкрадчивый баритон ведущего ночного радио, был почти нежен. – Или великий Ленин? Или Наполеон? Или божественный Цезарь?
Он тихо рассмеялся, а мне отчего-то стало жутко. Его глаза, карие, цвета горького шоколада, смотрели пристально, почти зло. Мне вдруг вспомнилось из русской классической литературы, что темные глаза и светлые волосы есть несомненный признак породы.
– Человек, – продолжил кареглазый, – он не просто слаб. Человек плох по своей сути. По своей природе. Скверен. Ведь так, генерал?
– Так. Только вот не надо девочку пугать, – буркнул дед.
– Пугать? Да упаси… Не пугаю – разъясняю. Девочке предстоит изменить ход истории всего человечества! – Он значительно поднял указательный палец. – Или нет. Не изменить и погибнуть мучительной смертью. Умереть бестолково и совершенно напрасно.
Он весело потер ладони.
– А от кого… – пискнула я, откашлялась и продолжила нормальным голосом: – От кого это зависит? Это «или»?
– Ты ждешь, ты хочешь ответа «от тебя», да? – подмигнул он. – Увы. Не только от тебя. Увы…
Женским жестом, изящно, он откинул назад волосы, длинные, русые, тоже по-женски ухоженные и красивые.
– Хорошо… – Я с трудом сглотнула, во рту была полная сушь. – Хорошо. А от кого?
– Ну почему вы всегда задаете не те вопросы? Что за народ! Удивительно! Неужели так сложно отличить главное от второстепенного? Не мозгами, сердцем? – Он строго посмотрел на меня. – Вот ответь мне: что делал Бог на седьмой день творения?
– На седьмой день…
Я запнулась, но тут же из ниоткуда появились моя бедная мать, отчим Джошуа, молельный дом в амбаре и выжженный Канзас в виде весьма условной декорации. Без запинки я ответила: – И благословил Бог седьмой день, и освятил его, ибо в оный почил от всех дел Своих, которые Бог творил и созидал.
– Прекрасно! Выходит, Бог работал, и Бог устал, так? Устал! А чем интересен шестой день?
– Он сотворил человека.
– Ответ не совсем точен! Он сотворил мужчину! На шестой день, после пяти дней титанического труда. Причем сделал его из грязи. Из грязи, хм? Похоже, первое, что подвернулось под руку. Очевидно, на результате творения сказались усталость и недоброкачественность исходного материала. Даже у гения бывают промахи. А то! Взять Его лучшие произведения. Млечный Путь – потрясающая концепция! Закат в Малибу – какая палитра! Узор бабочки – ювелирная филигранность! А полет орла! А грация гепарда! Да простая снежинка в тыщу раз удачней! В мильон!
Кареглазый азартно хлопнул в ладоши.
– Но дело тут даже не во внешнем уродстве – все эти волосы, прыщи и бородавки… Ногти на ногах. Проект в целом, мягко говоря, подкачал. Ответь мне: в чем квинтэссенция мужчины?
– То есть суть? – задумалась я. – Сила, пожалуй. Ум. Логика.
– Точно! Именно так – физическая сила, ум, логика. Качества не только никуда не годные, но даже вредные и опасные.
– Почему?
– Грубая сила порождает противодействие – другую силу. Ум – понятие весьма относительное, а логика всегда основывается на конкретных знаниях и опыте. Как правило, односторонних и весьма ограниченных. Да Он и сам это понял.
– И сделал женщину?
– Ну да. Исправляя ошибки. Любовь вместо грубой силы, интуиция вместо логики, хитрость вместо ума.
Он грустно усмехнулся.
– Но, увы, человечество уже пошло гибельным путем. Размахивая дубиной и гордо выставив детородный орган. Сила стала эквивалентом истины. Война и убийство из списка грехов перешли в разряд доблестей. Тупость переименовали в упорство. Культ насилия стал структурной основой всего, от воспитания детей до отношений между государствами. По порочному принципу верховенства силы были выстроены все институты – семья, детсад, школа, армия, тюрьма. Одна и та же тупая модель! Одна и та же выкройка! Само государство есть не что иное, как инструмент насилия… Ну, впрочем, это уже банальности.
Кареглазый говорил запросто, от высокомерия не осталось и следа. Я тоже осмелела:
– А не слишком ли вы категоричны? Все-таки критикуете не кого-нибудь, а самого…
Я показала глазами вверх. Кареглазый опешил. Дед сжал мою ладонь, я чуть не взвыла. У деда не руки – клещи, кузнец бывший, как никак.
– Подойди. – Кареглазый поманил меня рукой.
Я сделала шаг. Он наклонился и коснулся моего лба губами. Я зажмурилась, ожидая удара молнии, грома, ожога, наконец. Ничего, обычный поцелуй.
– Не делай глупостей только, – сказал тихо. – Хорошо?
34
Мирзоеву явно нравилось играть роль режиссера. Кем он там себя мнил – Хичкоком, Спилбергом, Антониони, – этот маленький маршал в лаковых сапожках? Махнув рукой, звонко крикнул: «Мотор!» Устроился в кресле, скрестив кренделем ноги. Нахмурился и деловито закурил, бережно поглаживая усы указательным пальцем.
Оператор-очкарик включил камеру. Вспыхнул рубиновый глазок.
– Что такое «Кулак Сатаны»? – строго спросила я в мертвый глаз объектива.
От крупного плана мы перешли к среднему, за моей спиной появились мониторы с флуоресцентными картами, прыткими синусоидами и юркими цифрами.
– Я веду репортаж из центра контроля за ядерными силами Российской империи (драматическая пауза). Отсюда управляются ракеты, расположенные в шахтах и на транспортерах, на русских подводных лодках и на секретных базах Венесуэлы и Нигерии. Если вы смотрите меня в Нью-Йорке, то ракета из Капустина Яра до вас домчится за тридцать две минуты. А из Венесуэлы – за восемь минут. Ракета, выпущенная с подводной лодки, взорвется на Манхэттене через четыре минуты.
Крупный план электронный карты, зум на северо-американский континент.
