Так что в центре московских дискуссий представителей Компартии Советского Союза и Компартии Китая, продолжавшихся девять дней (с 23 по 31 октября), оказался именно венгерский вопрос. Лю, Дэн и другие вели переговоры в основном с Хрущевым, а также с членами Президиума ЦК КПСС Вячеславом Михайловичем Молотовым и Николаем Александровичем Булганиным на бывшей сталинской даче в Липках. Несколько раз Хрущев приглашал Лю Шаоци, Дэна и других членов делегации на заседания своего Президиума168.
В первый же вечер Лю довел точку зрения Мао о «неправомерных методах критики Сталина» в Советском Союзе до Хрущева, который вынужден был только кивать головой. Никита Сергеевич испытывал тогда большую тревогу, а потому не мог скрывать заинтересованности в китайской поддержке. Покритиковав его на всю катушку, Лю все же заверил советского товарища, что ЦК Компартии Китая на его стороне, по крайней мере в Польше (имелся в виду отказ от применения силы). То же сказал и Дэн169.
На следующий день, 24 октября, на заседании хрущевского Президиума, Лю Шаоци вновь подчеркнул, что «считает правильными мероприятия ЦК КПСС по Польше»170. Хрущев остался доволен. «Лю Шаоци приятный человек, с ним можно по-человечески рассматривать вопросы и решать их, — вспоминал он впоследствии. — …Он наиболее импонировал мне как человек… Когда я беседовал с ним, то чувствовал, что у нас одинаковый стиль мышления, что мы понимаем друг друга с полуслова, хотя и разговариваем через переводчика». «Сильное впечатление» на Никиту Сергеевича произвел тогда и Дэн171.
Но ситуация быстро развивалась. Лю Шаоци постоянно советовался с Мао, и тот первоначально рекомендовал Хрущеву и другим советским руководителям, считавшим, что в Будапешт надо немедленно ввести войска[57], придерживаться такой же, как в Польше, миролюбивой позиции172. И вдруг во второй половине дня 30 октября, получив информацию от своего посла в Венгрии, а также от Лю Шаоци о самосуде над офицерами госбезопасности, имевшем место в Будапеште, Мао потерял терпение. Он тут же позвонил Лю, который передал Хрущеву и другим членам Президиума ЦК КПСС его новую точку зрения: «[Советские] войска должны остаться в Венгрии и Будапеште»173. Это означало «добро» на подавление венгерского демократического движения.
По иронии судьбы именно в тот день Хрущев и другие члены Президиума пришли к выводу, что из Венгрии да и вообще из всех соцстран надо войска выводить, а венгерские события урегулировать мирным путем. Иными словами, восприняли наконец прежнюю китайскую точку зрения. Булганин сказал китайцам, что у них теперь «неправильное представление»174, но Дэн парировал: «Сначала [вам] надо овладеть политической ситуацией, не допустить, чтобы политическая власть оказалась в руках врагов. Советские войска должны вернуться на прежние позиции и решительно защитить народную власть… Советской армии нельзя уходить из Венгрии, надо сделать всё, чтобы помочь венгерским коммунистам восстановить политический контроль и порядок вместе с Советской армией». Он также заметил, что войска СССР должны «играть образцовую роль, демонстрируя подлинный пролетарский интернационализм»175.
Речь Дэна прозвучала резко, и Лю, пытаясь смягчить впечатление, пошутил: «Ну вот, вчера мы советовали вам выводить войска из Венгрии, а вы были против, а сегодня вы советуете нам не поднимать вопрос о невыводе войск»176. Кое-кто из присутствующих засмеялся, но в целом атмосфера осталась напряженной. Обо всем этом Лю и Дэн немедленно доложили Мао, и тот, конечно, остался недоволен, посчитав, что Хрущева шатает то влево, то вправо.
И он был прав. Хрущев действительно совершенно запутался. Ведь только утром 30 октября, идя навстречу китайцам, Президиум принял Декларацию об основах развития и дальнейшего укрепления дружбы и сотрудничества между Советским Союзом и другими социалистическими странами, в которой, в частности, говорилось: «Страны великого содружества социалистических наций могут строить свои взаимоотношения только на принципах… невмешательства во внутренние дела друг друга»177. А теперь что же? Атаковать Будапешт?
Хрущев не мог успокоиться. Он всю ночь размышлял и на следующий день, по существу приняв новое китайское предложение, заявил на заседании Президиума: «Войска не выводить из Венгрии и Будапешта и проявить инициативу в наведении порядка в Венгрии»178. А вечером уже в аэропорту, провожая китайскую делегацию, объявил Лю Шаоци, что Президиум ЦК КПСС решил «навести порядок в Венгрии»179.
Четвертого ноября Советская армия вошла в Будапешт и другие венгерские города. Но повсеместно встретила отчаянное сопротивление. Борцы за свободу забрасывали советские бронемашины бутылками с зажигательной смесью и даже кидались под гусеницы танков. В итоге, хотя Хрущеву и удалось потопить венгерскую революцию в крови (было убито более двух с половиной тысяч венгров и ранено около двадцати тысяч), безвозвратные потери советских войск тоже оказались чудовищными: почти в два с половиной раза больше, чем за все годы корейской войны (1950–1953): 720 человек! Раненых и травмированных солдат насчитывалось более полутора тысяч180.
Что же касается Дэна, то он к тому времени уже давно находился в Пекине. Вернувшись в полночь с 1 на 2 ноября, члены китайской делегации поспешили в Чжуннаньхай, где представили Мао, а потом и всему Политбюро подробный отчет. «Великодержавный шовинизм советских людей, — заявили они, — имеет очень глубокие корни и вызывает сильное недовольство братских партий. Хотя руководство КПСС и чувствует, что прошлые подходы не работают, оно еще не осознало, что надо „поворачивать оглобли“. Националистические настроения в восточноевропейских странах тоже имеют глубокие корни, и сейчас национализм расцветает. Каждый преувеличивает собственные национальные особенности в ущерб интернационализму; возникла тенденция отрицать всё, что связано с СССР, в том числе и Октябрьскую революцию»181. После этого Мао высказал мысль о необходимости подготовить новую статью о Сталине — «в особенности с учетом венгерских событий»182. (Такая статья будет опубликована в «Жэньминь жибао» 29 декабря; в ней критика в адрес Сталина будет значительно ограниченна183.)
Между тем 6 ноября Дэн выступил перед членами Секретариата ЦК и рассказал о том, что произошло в Восточной Европе. При этом он заявил: «После событий в Польше и Венгрии у [нашей] молодежи, деятелей демократических партий и даже некоторых кадровых работников партии стала наблюдаться идейная путаница, [а потому] появилась необходимость срочно и повсеместно внутри и вне партии провести целенаправленное классовое и интернациональное воспитание»184. Сыграв, таким образом, определенную роль в подавлении народного восстания в Венгрии, Дэн теперь с новой энергией брался за окончательное искоренение идеологической контрреволюции у себя на родине.
Свои усилия он начал прилагать в двух направлениях: готовить еще одну «чистку» партии в рамках нового чжэнфэна (исправления стиля), а также общекитайское движение под лозунгом «Пусть расцветают сто цветов, пусть соперничают сто школ». Последнее было нацелено на выявление идейных врагов в среде интеллигенции путем провоцирования деятелей науки и культуры, а также членов «демократических» партий на свободное выражение взглядов. Разумеется, инициатором обеих кампаний был Мао, Дэн же являлся их главным проводником.
