Народы – как обычные семьи. Родословная ныне почти никакой практической роли не играет (разве что выяснение родства в спорах о наследстве), а всё же её хотят знать и сами люди, и их соседи. Это продолжение их любви и интереса к родителям и ближайшим предкам. Они узнают в предках свои черты и хотят понять и оценить вытекающие из этого достоинства и недостатки.
Лев Клейн Боже мой, как часто я бывал здесь раньше. Да в сущности, я вырос на этой улице. Улица Горького в Нижнем Новгороде. Ямская слобода венчала город с юга и одновременно с запада на берегу Оки. Угол этот начинался сразу же за Большой Ямской улицей. В девяностых годах, прогибаясь перед неким не вполне понятным прошлым, улице Краснофлотской власти «вернули историческое название» Ильинская, и никто не заметил, что эта часть её называлась именно Большой Ямской, а Ильинской никогда не была.
Так вот, если пересечь Ямскую Слободу и оказаться на берегу Оки, спуститься до полугоры…
Да, я всегда видел этот странный вал, стоящий над самым обрывом. Но только вместе со своим тогдашним студентом-историком Александром Жуковым впервые медленно прошёл по нему.
Жуков обещал мне показать необыкновенные вещи. И я увидел их: под нашими ногами лежала древняя керамика. Самая древняя из той, какую я видел в своей жизни. Грязно-белое (серое?) тесто – так археологи привыкли называть материал, из которого слеплен сосуд. Следы ткани на его закалённой древним огнём поверхности. Гончарного круга эти люди ещё не знали. Они разминали глину в холщёвом тканом мешке, делали стенки тонкими, прижимая глину к этой эфемерной, давным-давно истлевшей материи. Материи, оставивший след после себя на несколько тысячелетий.
Керамики было очень много. Она лежала как раз на гребне этого вала, проходящего по кромке обрыва. Я легко сориентировался – вал идёт точно с севера на юг. Справа, если встать лицом к окскому устью, плоский полукруг, вдающийся в гору и заросший бурьяном. Слева… А слева ничего нет. Обрыв, река внизу, когда-то были пути Казанского вокзала, исчезнувшего с городской карты уже почти полвека назад. Но, как я увидел потом на старых фотографиях великого мастера Андрея Карелина, в сторону Оки от насыпи в конце XIX века обрисовывался такой же полукруг, и только на его краю, в двадцати метрах отсюда, площадка обрывалась.
Что же здесь было?
Александр Жуков был среди профессиональных археологов, открывших это место заново в девяностых годах XX века. Они здраво предполагали: это могло быть святилище. А почему бы и нет? Удивительно точно по сторонам света сориентирован вал. Назначение его непонятно. Собственно с утилитарной точки зрения он бесполезен. Как и от кого защищаться на берегу реки таким валом (сейчас он трёхметровой высоты, но положим, раньше он был раза в два выше), если с другой стороны этого вала тоже небольшой плоский плацдарм?
Жуков позвал меня сюда, поскольку знал, что я видел в отличие от многих святилища, дожившие до наших дней.
Так это всё-таки тоже святилище?…
И сюда приходили люди – помянуть своих мёртвых и принести дар богам?
Они наверняка приносили им хорошую и вкусную еду. Я читал это у этнографов: ханты и манси на свои кладбища приносят подарки мёртвым, и для того, чтобы подарки дошли, отправляют их «на тот свет», «убивают». Если ты хочешь подарить мёртвому кружку, её надо продырявить. Больше это уже не кружка и живым она служить не сможет. Она становится кружкой-наоборот. Как мёртвый – это живой-наоборот.
Они приносили сюда свои самые красивые керамические сосуды и били, потому что как же их по-другому отправить мёртвым.
А может, мы и есть мёртвые? Ведь мы не жили тогда, когда всё это происходило. И в итоге это мы реально получили то, что было адресовано им?
