16–18 марта 1990 года. Пермь. УДС «Молот»
После Ташкента у группы «Кино» с 13 по 15 марта планировалось четыре концерта в Ижевске, но выступления были отменены, и группа поехала в Пермь, где 16–18 марта с успехом прошла серия концертов в УДС «Молот».
Из воспоминаний о концерте в Перми:
«Был в „Молоте“ на этом концерте. Прыгал в толпе метрах в пяти от сцены. Помню, струна у него порвалась на гитаре, песню допел, потом заменил. На разогреве была какая-то колхозная группа, но играли неплохо. Звук тоже неплохой был. В общем, понравилось. Толку рассказывать действительно нет, надо было это слышать и видеть».[275]
«Как было? Как на любом рок-концерте того времени. Кто-то кинул бенгальский огонь на сцену, обжег Цою руку и пережег микрофонный кабель и кабель рампы. Секунд тридцать Цой продолжал петь вживую (слышали только передние ряды партера), потом микрофон заменили».[276]
«Мне было тогда лет 15–16, слушалось все это тогда с восторгом, несмотря на жуткую давку. Бенгальский огонь бросали на первом концерте. Я был на втором, тогда кто-то из партера выдернул кабель из аппаратуры, и потом грозный бородатый дядька махал этим кабелем и грозил кому-то. Минуты две-три было слышно только настоящую акустику, не усиленную аппаратурой. Может, и был это просто чес, но тогда мы были не избалованы хорошей музыкой. Помните, в мультиках о Масяне было: „А я-то в советские времена, о-о-о!“»[277]
«Я был на двух концертах. На одном – в партере, на другом – на трибунах. На трибунах нет того драйва, что был в партере. Тогда я понял, зачем садят девчонок на плечи и они крутят тряпками. Воздух нагоняют… А еще круто было, когда коврики, закрывающие лед, сдвигались и кто-то падал на голый лед».[278]
«Ажиотаж, конечно, на концерте помню. Меня порывом толпы чуть не затолкали под сцену, она была без передней стенки, только ткань свешивалась».[279]
«Помню, кто-то залез к звукооператору и покрутил там ручки. Звук пропал, на что Цой спокойно сказал, мол, ребята, давайте успокойтесь и не мешайте работать».[280]
«Стоял в третьем ряду от сцены. Первые четыре ряда сплошь стояли парни с педфака, из медакадемии, дембеля. Была жуткая давка, ковровое покрытие на льду (красиво написал, проще надо написать – „тряпочки“) разошлось, стало невероятно скользко. На мне были шикарные чешские высокие кроссовки. Кто-то из наших встал сзади на самый кончик подошвы, кто-то меня толкнул, я полетел – подошва оторвалась. Помню, что кидали постоянно пачки сигарет, 2–3 раза кинули бутылки (тогда не шмонали, как сейчас). Все были пьяные, молодые и веселые, а Цой еще не был иконой».[281]
«Концерт Цоя в 1990 году в Перми проходил в „Молоте“. Пошел я на него вместе с папой и по его инициативе. На „Интро“ вышел барабанщик в бриджах и стоя колбасил по какой-то ущербной электронной установке. Во время концерта посидеть на край сцены забиралось много зрителей. Одинокий пузатый охранник не особо активно сгонял их. Несколько песен „Кино“ в то время я уже знал. „Ассу“ показали по ТВ, по радио крутили „Группу крови“. Но все песни, кроме „Перемен!“, остались для меня неузнанными. Качество звука, неудобные места, непривычность людей к живым концертам свернули все выступление „Кино“ в однообразное шоу. У Цоя порвалась струна, которую он на сцене и перетягивал. Естественно, после его гибели в августе того же года я воспринимал это как знак».[282]
«Был тихий ужас, хотя были и какие-то интересные моменты. После перерыва стали по очереди (с интервалами в минуты две) выходить „киношники“ и настраивать инструменты. При этом почти каждого (ну Каспаряна точно) публика принимала за Цоя и истерично вопила, потом обламывалась. Помню, что после выхода Каспаряна, когда толпа утихла, я крикнул: „Привет, Юра!“ – тот посмотрел в мою сторону и сделал страшно удивленное лицо: мол, странно, что в этой глухомани обо мне кто-то знает. Потом вышел сам Цой в черном и с большой белой гитарой. Удивило, что программа была на основе „Группы крови“, хотя прошло уже полгода после выхода альбома „Звезда по имени Солнце“. В какой-то момент начали пулять бенгальскими огнями. Помню, что один летел прямо в Виктора, тот увернулся, проглотив слово из песни. Еще постоянно выводили из ближних рядов партера полуживых барышень. Видать, не выдерживали давки».[283]