Зеб отправил мальчиков наверх, а сам еще постоял у крыльца гостиницы. «Жизнь хороша, — думал он, — хорошо, что такие дни случаются, когда удается выбраться из дому и поглядеть на город… Но до чего ж быстро приучаешься нюхом чуять неприятности. Как будто инстинкт какой-то в тебе прорезается… Только в этом городке не я маршал — это работа для Лу Рэмси».
Он вернулся мыслями к винтовке и револьверу, которые оставил неизвестный всадник, и к записке. Если их оставил старый преступник, то это любопытный знак уважения, нечто, выходящее за рамки закона или беззакония.
Конечно, это было в порядке вещей в старые времена, да и сейчас еще в какой-то мере сохранилось. Люди по обе стороны закона знали друг друга — и частенько уважали один другого. Иногда шериф был сам из обратившихся на путь истинных преступников, но это не имело значения. Обе стороны уважали мужество, честную игру, изобретательность и умение.
Сколько раз приходилось ему сидеть в хозяйском доме где-нибудь на ранчо и слушать ранчера, который с восхищением рассказывал, как хитро обвели его скотокрады. А сколько было историй насчет того, с какой ловкостью индейцы воруют лошадей — это у них любимое развлечение.
Вроде того случая, когда солдата отправили пасти эскадронную скаковую лошадь. Он ее вел на веревке, но даже не рискнул привязать к колышку. Так и держал веревку в руках, чтоб уж наверняка была лошадь в безопасности.
День был яркий, солнечный, трава густая и зеленая. Лошадь щипала траву, солдат наблюдал, а потом вдруг внезапно понял, что держит в руках веревку, на втором конце которой ничего нет. Лошадь украли прямо у него на глазах.
Может, он моргнул? Закрыл глаза на минуту, посмотрел в сторону, задумался? Как бы то ни было, лошадь исчезла, и больше они ее не видели.
Мимо него прошел какой-то ковбой, сказал «Добрый вечер», и Зеб ответил. Где-то дальше по улице раздались жестяные звуки разбитого пианино, в ресторане кто-то Уронил тарелку, она разбилась… Зеб Ролингз стоял на крыльце, впитывая покой этой ночи.
Выходит, старый Джетро умер… в долине Ламар. Надо будет поехать туда как-нибудь. Джули говорит, отец часто толковал, что собирается вернуться в те места. Была там какая-то маленькая долинка у истоков Йеллоустоуна, которую ему хотелось повидать снова. Похоже, там это и случилось…
К дверям подошел Прескотт.
— Па! Мама говорит, они ужинать собрались. Ты поднимешься наверх?
— Конечно, сынок.
Они уже сидели за столом, но ему потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что красивая молодая женщина рядом с Лилит — действительно его жена. Она что-то сделала с волосами, никогда они не выглядели прекраснее. А еще на ней было платье, которого он раньше не видел, — конечно же, из сундука Лилит.
Его на миг будто укололо что-то, когда он подумал, что никогда не мог себе позволить купить ей такое платье. И, видимо, никогда не сможет. Люди многого ждут от своих блюстителей закона, но платить им за это не очень любят.
Он подошел к столу, не глядя на Джули.
— Тетушка Лилит, а Джули скоро спустится? Я хотел…
— Зеб! — перебила его Джули.
— Что? — воскликнул он, притворна изумившись. — Ну, Джули! Я бы тебя ни за что не узнал! Ты никогда не выглядела красивее!
Она знала, что он притворяется, но все равно ей было приятно.
— Тебе, правда, нравится?
— Ну, конечно… спасибо, Лилит. Чувствую в этом вашу сан-францискую руку.
— Женщине на пользу время от времени менять свою внешность — прическу, еще что-нибудь…
— Если это — пример такой перемены, то я с вашим мнением согласен, — сказал он. И одобрительно посмотрел на Лилит. — Зато вы, Лилит, не нуждаетесь ни в каких переменах.
Она задумчиво посмотрела на него. В этом племяннике были черты, которые ей нравились.
— Зеб, на этом ранчо тебе будет предоставлена полная свобода действий, вот только большого капитала у нас не предвидится. Я уехала из Сан-Франциско почти без ничего.
— А у меня вообще никогда не было большого капитала, — сказал он. — Будем справляться.
— Я думала, — сказала Лилит, — что, может быть, окажется необходимым, чтобы ты все свое время посвятил ранчо.
Он засмеялся.
— Ах, вот оно что! Вы с Джули уже ломаете головы вместе: как бы заставить его бросить эту маршальскую службу и осесть наконец?
Зеб посмотрел на них уже серьезно.
— Я бы и сам рад осесть, если бы мог. Люди служат так, как они умеют. У меня недостаточно образования, чтобы создавать законы — единственное, что я могу, это следить за их выполнением. Джули не нравится, что я вынужден носить оружие. Я сниму револьвер, как только смогу — но пока что мирным людям необходимо оружие… пока оно имеется у преступников. Мы не можем отдать всю силу в руки злу.
Он улыбнулся жене.
— Ты будешь рада узнать новость — Чарли Гант уезжает из города.
Глава двадцать первая
Зеб Ролингз поднялся с постели на рассвете — сказалась многолетняя привычка. Гостиничный номер, в котором они провели ночь, был обставлен весьма скромно — один стул, подставка для таза и кувшина с водой, маленькое зеркало над ней и сама кровать — вот и все.
Он всегда двигался тихо — а в это утро одевался особенно осторожно, чтобы не разбудить Джули. Без обуви, в одних носках, он подошел к окну и выглянул наружу.
В этот час улица была обычно пуста, потому что солнце еще не вышло из-за гор. Но сейчас на тротуаре околачивался какой-то человек с сигаретой во рту. Под ногами у него валялось еще несколько окурков — должно быть, он болтался здесь уже немало времени.
Зеб поднял глаза и посмотрел в сторону шахты. Там стоял фургон, рабочие загружали его. Охранник с дробовиком сидел на козлах, поблизости находились еще двое охранников верхом на лошадях.
Человек на улице чуть повернул голову, и тут Зеб узнал его — это был один из тех, что встречали Чарли Ганта на станции. Все становилось на свои места, каждая точная, тщательно спланированная деталь. Такая точная — и такая очевидная…
Зеб прошел к стулу, сел и натянул сапоги. Взял шляпу, пиджак, пояс с револьвером, подошел к двери, осторожно отворил ее и вышел в коридор. В ванной комнате в конце коридора он застегнул на себе пояс, ополоснул руки и лицо, потом надел пиджак.
Все эти действия потребовали какого-то времени, но именно время и было нужно занять Зебу. Сначала надо посмотреть, как там мальчики спят в фургоне… но мысли его были не с ними — он думал о Чарли Ганте и о золоте.
Исходя из своего долгого опыта, он мог почти без ошибок описать каждый шаг, который предпримут бандиты… к примеру, он твердо знал, что на улице будет наблюдатель, который должен убедиться, что партия золота вывезена с шахты и погружена на поезд. Телеграф очень ценен для властей; но не меньше он помогает и преступникам.
