Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79
Правила пограничного ветеринарного контроля в этом отношении строги и требуют, кроме паспорта на собаку, еще и кучу всяких документов. Естественно, что собаки, выросшие в гарнизонах, ничего этого не имели.
Судьба их была предрешена: с афганцами они жить просто не могли, а те их ненавидели из-за агрессивности к ним. Эти собаки, потерявшие хозяев, сбились в стаи, наводя террор на местных жителей, впоследствии безжалостно были уничтожены афганцами, устроившими на них настоящую охоту.
Я не знаю, можно ли было решить этот вопрос цивилизованно, но со слов самих выходивших солдат и офицеров, они со слезами на глазах прощались со своими любимцами. Только единицы их были вывезены, можно сказать контрабандой, некоторыми офицерами. Есть вот и еще такая грустная страница Афганской войны.
Однако все когда-нибудь кончается. Закончилась и эта, самая длинная для меня операция, мы вернулись в штаб дивизии. Там я передал Разуменко всю канцелярию, представил его кому положено, попрощался с разведывательным батальоном, боевыми друзьями и 19 ноября убыл навсегда из дивизии, прослужив в ней 1 год 10 месяцев 19 дней.
Отъезд мой из дивизии прошел очень буднично. Готовилась новая серьезная операция в Панджшере и начальству было явно не до меня. Сейчас, по прошествии многих лет, все же удивляюсь, что ни командир дивизии, ни начальник штаба никак не отметили мой отъезд.
Я был в дивизии на хорошем счету и со мной считались. А тут никто не догадался хотя бы построить офицеров штаба, поблагодарить за службу, пожелать успехов в новой жизни. Я сам всегда старался это делать, прощаясь не только с офицерами, но и с солдатами-разведчиками, уезжавшими в Союз.
Конечно, не ожидал, что меня будут провожать с оркестром и цветами, но пару добрых слов, конечно, заслужил. Тем более в дивизии был награжден двумя орденами, представлен к третьему – т. е. свой долг выполнял честно. А тут непонятное равнодушие.
Все-таки, чего в Советской армии всегда не хватало – так это чуткости к людям. Из Кушки уезжал в Афганистан – никто из начальства не пожелал добра, и здесь то же самое.
Лишившись последних остатков сентиментальности в той жестокой жизни, тогда я не обратил на это внимания: меня ждала новая жизнь, новая служба, целая куча житейских проблем – я в очередной раз ехал в никуда, поэтому мне было не до сантиментов.
Вылетел вертолетом МИ-6 в Хайратон, пересек государственную границу, в Термезе сел в поезд, который привез меня в Кушку. На том и закончились 643 сутки афганской войны для «Кобры-97» (мой постоянный радиопозывной)!
Я же тогда, после пересечения границы, долго еще не понимал, что Афганистан для меня закончился навсегда, мне все казалось, что я в отпуске, по окончании которого надо будет возвращаться в дивизию.
И смех и грех! Еду в такси, водитель заезжает в рытвину на асфальте или выезжает на обочину – у меня внутри все обрывается, жду взрыва мины. Проезжаю мимо каких-либо кустов, внутренне напрягаюсь, оцениваю – нет ли засады. Эти «заморочки» преследовали меня не меньше чем еще полгода. Даже в Одессе, где я стал служить после Афганистана! Ну уж а во сне я в Афганистане жил еще лет десять, не меньше. Других снов не видел вообще.
В перекрестье прицелов мы тропу проложили,
мы в войну не играли, мы в ней попросту жили.
Память пишет в уме сумасшедшую пленку.
Не до фильмов уже. Эх, зеленка-зеленка!
И крутится в памяти пленка,
и шрамы на сердце как звук.
Качу я во сне по бетонке в зеленку,
в войны незаконченный круг…
(В. Пухов. Зеленка)
Послесловие
Прошло много лет. Военная судьба после Афганистана отправила меня сначала в Одессу, потом в Киев. Из тактической разведки я перешел в оперативную. Поменял специализацию и внутри разведки. Из управленческой (командной) структуры перешел в информационно-аналитическую.
За эти годы все кардинально изменилось. Не стало государства, пославшего нас в Афганистан, за интересы которого мы сражались, не жалея крови и самой жизни.
Не стало Советской армии, «несокрушимой и легендарной», ушедшей в небытие вместе с государством, честно выполнив свой долг в Афганской войне. Все мы, «афганцы», стали гражданами новых суверенных государств и военнослужащими новых армий.
Продолжив свою службу в рядах Вооруженных сил Украины, я не изменил своей профессии и служил в информационно-аналитической структуре разведки.
Ее я считаю не менее важной системой, чем добывающая или управленческая, так как мало добыть разведывательные данные, надо их тщательно проанализировать и выводы умело доложить начальникам.
Во время оценки противника офицерам информационно-аналитических структур приходится работать с большим объемом разнородной, «размытой» информации, иногда без особенной надежды на необходимую их точность и достоверность.
В этом случае качество оценки и прогноза действий противника во многом будет зависеть от личного опыта и основанной на нем интуиции.
Кроме того, недостаток данных о противнике или неверно сделанные выводы о нем заставляет командира ставить новые задачи добывающим органам – а это упущенное время и новые потери.
Практика показывает, что даже очень важные данные о противнике могут оказаться недооцененными и не принятыми к реализации, если они недостаточно убедительно доложены и обоснованы. Не надо думать, что начальник все знает лучше вас и вы только механический исполнитель.
Лучше чем разведчик, осуществляющий сбор и обработку данных о противнике, этот вопрос не знает никто, и ваша задача лишь убедить начальника в правильности ваших выводов.
Тем временем мне исполнилось 50 лет, и встал вопрос о дальнейшей жизни и работе.
Мысль стать преподавателем в военной академии после увольнения из армии зародилась у меня еще весной 1995 года, когда я вместе с генералом В.И. Легоминовым, тогда 1-м заместителем начальника ГУР, принимал госэкзамены у выпускников-разведчиков.
В ходе работы я довольно тесно познакомился с начальником кафедры разведки полковником Ю.М. Черных и другими преподавателями. Содержание и характер работы мне понравился, и я стал подумывать, а не сменить ли мне место службы? О том, чтобы перевестись из ГУРа в академию, не могло быть и речи, так как была большая разница в окладе, не было тех надбавок, о которых я уже говорил. А вот пойти туда на работу после увольнения было вполне реально.
Дело в том, что, если в советских военных академиях офицеров запаса – преподавателей почти не было, то в Украине им как раз и отдавалось предпочтение. Официально это обосновывалось большим служебным, а у многих и боевым опытом, более быстрым становлением.
На самом же деле причиной было то, что отставникам ничего не надо было давать. В первую очередь – квартиру. Отставники имели социальную защиту в полном объеме. Действующие офицеры – как правило, никакой. Отсюда и стремление начальства иметь как можно меньше житейских проблем.
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 79