Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99
Но сейчас, вспомнив о зароке, Янина лишь ухмыльнулась своей бесхитростности. Именно теперь ей ничто так не поможет как расчётливая злоба ну и, конечно же, суровая мать-ведьма уж точно подскажет что в этом случае лучше сделать.
Серафима, выслушав горестную новость, которая, кстати, не была для неё такой уж и новостью, сочувственно покачала головой и проворчала:
— Я ж тебе талдычила, дурёха, что в этой жизни все норовят толкнуть более слабого да убогого. А в церкви-то своей совсем другое поют! Тьфу! Вот ты, проявляя слабость, пока решалась на наше потомственное дело, тебя и оттолкнули. В сторонку спихнули как паршивую собачонку, и никому дела нет до твоих страданий…
Ведьма опять была удручена результатами своих заговоров да заклинаний. Да, она просила высшие силы пробудить в дочери интерес к проклятиям, к чёрной магии. Её уже не устраивало поверхностное отношение дочки к семейному промыслу. Но женить Прохора?! В помыслах ведьмы такого не было! Коварная Хима сначала рассчитывала запутать ненавистного лесника в любовные сети своей дочери. В этом случае она заполучила бы огромную власть над ним. Но опять в её замыслы как будто кто-то вмешался. Не такого она хотела! Вот уж незадача! А может, и в этот раз сама где напутала или не доглядела…
А Янина нервно мерила шагами пространство перед избушкой.
— Только одного они не учли: я теперь не слабая! Теперь я тоже могу толкнуть! Я так могу толкнуть, что кое-кто выть будет! Всем достанется!
Голос девушки звучал настолько угрожающе, что даже сама Серафима содрогнулась.
— Вот и верно, доченька, всё у тебя получится. Я уж тоже постараюсь…
Мать и дочь до исступления то по очереди, то вместе чахли над своими заклятиями да проклятиями. И у каждой теперь был свой ненавистный враг. У одной — Прохор, у другой — Марыля.
Глава 19
Тонкий звон бубенцов и ухарское гиканье хлопцев известили собравшихся около церкви о прибытии молодых. Пан Хилькевич по случаю венчания Прохора для пущей помпезности предложил даже свою бричку с бубенцами. Хотя жених и невеста настоятельно просили Семёна Игнатьевича не выделять их из остальной массы крепостных по известной причине, но тот и слушать об этом не хотел.
Деревенский люд никогда не упустит возможности поглазеть на важные события сельской жизни, будь то свадьба, крестины иль похороны. И чем значимее событие, тем больше зевак.
О скороспешной свадьбе Прохора и Марыльки знали все, и по этому поводу ходило множество различных домыслов и пересудов. Хотя истинную причину тоже все знали, но многим такое простое объяснение, как любовь и приказание пана Хилькевича казалось уж слишком неинтересным. Зато в воображении селян рождались догадки поистине соответствующие странной скороспелой свадьбе. В основном знатоками в этом деле были самые склочные бабы.
— Забрюхатила, знамо, девка, вот и спешка такая, — стоя под церковью среди зевак, выдвинула своё предположение одна из таких баб. — Ещё и пан Хилькевич срам такой покрывает.
— Не-а, некогда им было. А хоть бы и получилось что, то так быстро не спохватились бы, — возразила другая, видимо, с молодости знавшая всю подноготную в таких делах.
— Ага, вот тольки вашего дозволу и не спросили! Вспомните, як сами замуж повыскакивали. То-то уж люди языками попочесали, — сделав строгий вид, приструнил сплетниц вездесущий дед Лявон.
— О, а мы уж думали, что без тебя тут всё пройдет. Ага, щас же! Где это видано, чтоб Лявон пропустил хоть одно такое событие, — обернувшись и увидев Лявона, насмешливо съязвила одна из баб с непомерно большим носом. — Или ты шаферам[41]тут будешь? На этой чудной свадьбе и такое может быть.
— Шаферам не шаферам, а вот ты бы свой нос в чужие дела не совала, а уж в храм и подавно тебе нечего заходить. Батюшка при твоём появлении каждый раз теряется и крестится, думает, что черти в церковь лезут.
— Тьфу на тебя, пень старый, — не решившись дальше вступать с дедом в перепалку, баба с гордым видом отвернулась к своей собеседнице. — Если люди говорят, что негоже так веселье править, значит, так оно и есть.
Подслушав, о чем велась речь, в разговор вмешалась ещё одна почти беззубая баба в истрепанном до лохмотьев рубище:
— А можа, Хима тут вштряла. Они ж оба имели дело ш етой ведьмой. Ох, чует моё шерце: не шпрошта вшё ето.
Две первые бабы замолкли и с удивлением глянули на ещё одну «провидицу». Затем медленно перевели взгляды друг на друга и прыснули со смеху.
В селе никто всерьёз не воспринимал местную блаженную. На самом же деле эта придурковатая баба глупостей говорила не больше других, а иногда в её речах здравого смысла звучало гораздо больше, чем у тех, кто считал себя умнее и хитрее её. Просто временами находило на эту странную селянку непонятно что: то ли затмение, то ли прозрение, и её поступки и речи не всегда были подвластны мужицкому складу ума.
— Ешли б Хима вштряла, то это была б не швадьба, а похороны. Понятно тебе, дурья твоя башка?! — передразнили собеседницы дурочку, хотя каждая про себя подумала, что очень даже может и права непутёвая.
Но вот убранная лентами и цветами панская бричка первая вкатила на церковный двор. В ней восседали Прохор, сват Мирон, панич Андрей Семенович и первый дружок Игнат. Все нарядные. Даже у кучера к картузу был прикреплён яркий цветок. Следом на легком возку — Марыля, свидетельница Любаша и ещё две подружки. Ещё на трёх подводах теснилась остальная дружина молодых и многочисленные братья, свояки, сёстры и прочая родня.
Как и полагается, молодые встали по отдельности в притворе[42]церкви. Прохор — справа, Марыля — слева. Вошли в храм.
У батюшки всё было готово. К таким обрядам готовятся заранее, тем более что за эту пару замолвил словечко сам Семён Игнатьевич.
И вот священник выходит из алтаря, торжественно неся Крест и Евангелия. Обряд начался.
Столпившийся в церкви люд внимательно следил за происходящим, не забывая осенять себя крестным знамением и киванием головы в сторону иконостаса, означающим поклоны. Некоторые перешептывались, обсуждая убранство невесты, поведение жениха и завистливые взгляды девок на выданье. От людского глаза ничего не ускользало. Каждая мелочь замечалась и с пристрастием обговаривалась.
Вот батюшка соединяет руки молодых епитрахилью[43]и, трижды благословив, вручает им зажжённые свечи. Эти свечи должны гореть на протяжении всего обряда. Каждый этап обручения проходит строго по церковным канонам, чинно и торжественно, под неусыпным вниманием тихонько сгрудившихся вокруг односельчан.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 99