Наследник старинного крымско-татарского рода Ширин, владеющего обширными землями на юго-востоке полуострова, отправился туда в возрасте тринадцати лет. Он проявлял большие способности к наукам, затем два года путешествовал в Италии, Греции, Египте, изъездил вдоль и поперек турецкие провинции Румелию и Анталию. В начале 1770 года отец взял его с собой в поход. Двадцатидвухлетний Абдулла стал свидетелем трех баталий османов с русскими — при Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, где турецкая армия потерпела сокрушительные поражения.
Крымские татары, бросив союзников, тогда быстро отступили к Ак-Кермену. Но эти события заставили многих в Крыму задуматься о том, так ли велика мощь Оттоманской имперской Порты, как о ней принято думать и как всюду и всегда разглагольствуют сами о себе турки.
При Кагуле, например, они имели значительное численное превосходство над противником, но это не остановило полки неверных. Их действия на поле битвы были точными, быстрыми, сильными, и малоорганизованные толпища воинов ислама поддались им, словно прогнившее бревно удару стального топора.
В отличие от подавляющего большинства своих соотечественников Абдулла-бей владел иностранным языком. Он прочел много премудрых европейских книг о прошлом человечества. Они в деталях рассказывали о жизни разных империй: их начале, расцвете, печальном конце. Тут все сходилось. Созданная на руинах Византийской империи молодым и энергичным кочевым народом, абсолютно безжалостным к врагам и готовым на жертвы, Османская империя достигла величия в XVI–XVII столетиях и теперь неуклонно приближалась к своему упадку.
Мир вокруг нее изменился. Однако бывшие кочевники органически не могли усвоить сущность перемен и последовать им. Они бы сами хотели никогда не меняться и жить по законам шариата, сложившимся где-то в VIII или IX веке…. Но такого счастия ни одному народу, существующему в Европе, не дано. Либо вечная модернизация, либо застой, и тогда соседи, успевшие сделать больше, расправятся с отсталой страной, преследуя свою выгоду.
В связи с данным постулатом крымско-татарскому народу, живущему воспоминаниями о молодецких набегах на Русь и грандиозных грабежах, следовало бы задуматься о своем будущем. Сказки о трусости и слабости московитов ныне являются вредоносными слухами.
Пока конные отряды крымчан из года в год крысятничали вдоль границ причерноморских степей, на севере континента, за непроходимыми лесами и плоскими возвышенностями вырос новый колосс. Потому крымскому хану пора определиться, с кем идти дальше: с турками или с русскими?..
Для Абдулла-бея ответ был очевиден. Он сразу и безоговорочно присоединился к сторонникам Шахин-Гирея, в марте 1777 года избранного ханом. Они познакомились и поначалу испытывали друг к другу большую симпатию. Объединяло их многое: молодой возраст, хорошее образование, путешествия по миру, критическое отношение к стране османов и порядкам, царящим в ней.
Первый удар по этой дружбе нанес мятеж, организованный турецкой разведкой мухабарат и ее резидентурой на полуострове в конце 1777 года. С демонстративной, характерной для Востока кровожадностью бунтовщики расправлялись с представителями «русской партии» в Крыму, а Шахин-Гирей не сумел да и не попытался защитить их. Абдулла-бей уцелел случайно. Как раз в этот период хан отправил его с важной миссией в Едисанскую орду, кочевавшую по рекам Лаба и Кубань.
Татарскую междоусобицу прекратили русские, введя на полуостров войска. Молодой хан как ни в чем не бывало вернулся во дворец в Бахчисарае, и Абдулла-бей весной 1778 года получил из его рук новое назначение — кайманаком, или главой округа, в Гёзлёве. В приватной беседе правитель обрисовал своему назначенцу ближайшие задачи. Главная состояла в том, чтобы довести административную реформу, задуманную Шахин-Гиреем. Она позволяла создать из средневековой феодальной страны, разделенной на самостоятельные княжества и уделы, монолит — абсолютистское государство, подчиняющееся единому своду законов и единому государю — самодержцу с неограниченными правами.
Ничего необычного в этой задаче Абдулла-бей не видел. Именно такие государства и окружали получившее в 1774 году независимость от Турции Крымское ханство. Другое дело, что простой народ, теперь притесняемый не только своими феодалами — мурзами и беями, но и ханскими чиновниками, крепко невзлюбил великого реформатора.
Будучи человеком прогрессивных взглядов, образованным и честным, Абдулла-бей на должности каймакама не знал покоя. Он регулярно объезжал край, его управлению вверенный, встречался с десятками людей, так или иначе затронутых преобразованиями, вникал в их жизнь, выслушивал их просьбы и пожелания. Раз в месяц он присутствовал на заседаниях придворного совета — дивана — в Бахчисарае, а вернувшись в Гёзлёве, старался исполнять повеления, исходящие от светлейшего хана, с максимальной точностью. Последнее было весьма затруднительно.
Постепенно молодой сановник стал понимать, что Шахин-Гирей при всех его благих намерениях напрочь лишен какого-то уникального дара, совершенно необходимого правителю патриархальной мусульманской страны. Он не мог определить это качество. Может быть, непреклонная, всеобъемлющая воля сильного лидера. Может быть, умение нравиться как знати, так и черни, говорить с ними на доступном им языке. Может быть, искусство словно бы кожей своей ощущать сокровенные чаяния подданных и воплощать их — конечно, не все — в государственных установлениях.
Однако вместо силы воли хан демонстрировал не оправданную жестокость. Вместо благорасположения к людям — заносчивость и высокомерие. Вместо понимания глубинной, обыденной жизни народной — привычки космополита, чей девиз сформулировали еще древние римляне: Ubi bene, ubi patria — «Где хорошо, там — родина».
Глубокие размышления на эту тему подтолкнули Абдулла-бея к поступку рискованному, но вполне закономерному для интеллектуала и патриота. Он решил обратиться к правительству Российской империи с конфиденциальным письмом. Он предупреждал в нем о взрывоопасной ситуации в крымско-татарском государстве, о том, что Шахин-Гирей справиться с ней не способен и предлагал кардинальное решение вопроса — переход ханства под скипетр Екатерины Второй.
Осенью 1780 года в Гёзлёве прибыла богатая русская путешественница Анастасия Аржанова. Говорили, будто она состоит в родстве с самим Потемкиным, губернатором Новороссийской и Азовской губерний. Абдулла-бей хотел встретиться с ней, но почему-то она уклонилась от встречи и внезапно уехала в Бахчисарай, где ее принимал у себя во дворце Шахин-Гирей. С помощью сестры Рабие, познакомившейся с Аржановой в турецкой бане, каймакам все-таки передал ей письмо, адресованное русской царице. О том, что оно дошло до адресата, его уведомили. Но дальше наступило молчание.
События, которые в письме предсказал Абдулла-бей, совершились не в 1781 году, а весной 1782 года. Старший брат хана Бахадыр-Гирей, получив от турок деньги, нанял отряд кавказцев, переправился с Тамани в Крым, захватил несколько городов и селений, изгнал Шахин-Гирея из Кафы и быстро был провозглашен своими сторонниками новым ханом. Правда, в Константинополе немного просчитались: вспышки всеобщего бунта против Шахин-Гирея и русских при этом не произошло. С каждым днем конфликт принимал все более затяжной, вялый характер. Становилось ясно, что никакого «джихада» — всеобщей священной войны с неверными — в Крыму не получается. Скорее всего, получается обычная для династии Гиреев и давно знакомая крымчанам внутрисемейная ссора двух, примерно одинаковых претендентов на престол.
