– Значит, другой я, – сказал Трэвис, – тот, что находится на борту «Глубокого неба», сначала откроет дальний конец туннеля, и после этого я смогу один раз проделать путь туда, а потом обратно. Произвести разведку.
– Насколько я понял, именно в этом и состоял план.
Трэвис смотрел на Гарнера, обдумывая услышанное. У него осталось несколько вопросов. Кое-какие концы не сходились. В особенности его интересовала одна вещь.
– Расскажите о фильтре, – сказал Трэвис.
Гарнер удивился.
– Откуда ты о нем знаешь?
– Мне известно только слово, – сказал Чейз. – А откуда, я объясню позднее.
Он смотрел Гарнеру в глаза и ждал, когда тот ответит.
– Боюсь, я знаю немногим больше тебя, – сказал президент. – Для меня фильтр – это самое странное во всей истории. И, пожалуй, самое страшное.
– Почему? – спросила Пэйдж.
Чейз заметил, что Бетани смотрит на всех так, словно она пропустила нечто важное. На самом деле так и было: ей никто не рассказал про эксперимент Трэвиса с «Пробкой». Он перехватил ее взгляд и пообещал:
– Я потом тебе все расскажу.
Она кивнула, но выражение ее лица оставалось растерянным.
– Фильтр – единственное, что Рубен Уард решил не вставлять в письменное послание, – сказал Гарнер. – Он так ничего о нем и не продиктовал Норе, пока оставался в больнице Джона Хопкинса, и лишь коротко упомянул в разговоре с нашей девяткой, позднее, тем же летом. Рубен боялся делиться с нами подробностями, так он сам сказал. Опасался, что мы можем отступить, если узнаем о фильтре. Уард утверждал, что фильтр совершенно необходим, но настолько ужасен, что нам о нем лучше не знать – за исключением тебя, Трэвис.
– Вы полагаете, речь идет о том, что произойдет со мной, когда я пройду в Брешь? – спросил Чейз. – О каких-то изменениях, которые со мной случатся? То есть отфильтровывать будут меня?
И вновь Гарнер был удивлен, но на сей раз лишь незначительно.
– Да, примерно так я и решил. Но это не более чем догадка – моя ничуть не лучше, чем твоя.
Трэвис кивнул. Как и в тот момент, когда находился в туннеле рудника, он выбросил из головы мысль о фильтре и посмотрел на Гарнера.
– Ваша девятка должна была привести меня в «Тангенс». А потом, в самый последний момент, рассказать обо всем.
Гарнер кивнул.
– И что же вы подумали, когда я оказался в «Тангенсе» без вашей помощи летом две тысячи девятого года?
– Что очень странные вещи происходят в связи с Брешью. И что это не может оказаться случайным совпадением.
– Так и было. Позднее я объясню.
– Буду весьма признателен.
Течение мыслей Трэвиса снова изменило направление.
– Когда Аарон Пилгрим взял под контроль Пограничный город, вы были готовы ударить по нему ядерной боеголовкой.
– Брешь не пострадала бы. Вы не представляете, какие силы ее стабилизируют. Меня остановило лишь то, что вы отказались оттуда уехать. У меня не было выбора, и я согласился с вашим предложением.
Некоторое время все молчали. Тишину нарушало лишь мерное гудение мощных двигателей, в иллюминаторах виднелось ночное небо.
– Но зачем они все это делают? – спросила Пэйдж. – Я имею в виду команду корабля. В послании сказано, почему решено открыть туннель?
Гарнер задумчиво опустил голову и стал рассматривать свои руки.
– Это можно объяснить довольно просто. – Он собрался с мыслями и продолжал: – На Земле около три тысячи сотого года началась война, примерно в то время, когда «Глубокое небо» появился возле 61 Сигни – как выяснилось, конечной цели путешествия. Эта звезда расположена примерно в одиннадцати световых годах отсюда, из чего следовало, что команда корабля после прибытия к ней получала известия из дома с более чем десятилетней задержкой. Письма от любимых людей, новости – всё. Они были вынуждены наблюдать, как их собственный мир разваливается на части все с той же задержкой – они прекрасно понимали, что события, о которых они узнают, произошли одиннадцать лет назад.
Команда хотела вернуться, чтобы как-то вмешаться, но без особых споров решила отказаться от этой идеи: у «Глубокого неба» на капитанском мостике не было кнопки супердрайва. Максимальная скорость корабля составляла лишь двадцать процентов скорости света. У них ушло бы пятьдесят пять лет на то, чтобы добраться до звезды, и столько же на возвращение. Так или иначе, но очень скоро они получили сообщение, что использование определенного вида оружия почти наверняка положит конец войне. В сообщении не уточнялось, о каком оружии идет речь, – им лишь написали, что оно применено. С тех пор они не получили с Земли ни одного сообщения.
Гарнер закрыл глаза.
– Тогда они открыли Брешь, чтобы дать новый шанс жизни на Земле. Если вы хорошенько подумаете, то поймете параноидальную настойчивость, с коей мы хранили нашу тайну. Давайте вспомним о силовых структурах всего мира. И о том, на что способны люди, чтобы удержать контроль над своим муравейником. А теперь представьте, что произойдет, если кто-то из них узнает, что откроется некая дверь и появятся люди, которым известно, что произойдет в следующие тысячу лет нашей истории. О том, что нам суждено изобрести и открыть, ответы на любые вопросы. И эти люди самим фактом своего появления захватят абсолютную политическую власть на Земле. Кто будет более всего напуган такой перспективой? Именно те, кто обладает всей полнотой власти на данный момент. – Руки Гарнера сжались в кулаки, но он тут же заставил себя их разжать. – К дьяволу их! Это должно произойти. К лучшему или к худшему.
Казалось, Пэйдж отреагировала только на последнюю фразу, произнесенную Гарнером. Она повернулась к Трэвису, и на ее лице появился страх, причину которого ей не требовалось объяснять.
Глава 46
Трэвис на лифте поднялся на поверхность и отправился на пробежку в пустыне. Для начала июня ночь выдалась прохладной, от расположенных на расстоянии пятидесяти миль Скалистых гор дул свежий ветер. Приближалась полночь, и звезды четко выделялись на фоне темного неба.
Чейз пробежал шесть миль, сделав петлю, и сбросил скорость в миле от купола лифта. Он даже не начал задыхаться. Совсем неплохо для сорока восьми лет.
Трэвис прошел половину оставшегося расстояния и остановился, повернулся к северу и нашел знакомые очертания созвездия Лебедя, застывшего в своем бесконечном вращении вокруг Полярной звезды. Затем его взгляд автоматически переместился к едва заметной точке – почти не видимой невооруженным глазом – 61 Сигни.
Он смотрел на нее так долго, что у него онемела шея.
В спальне царил полнейший мрак, если не считать мягкого синего сияния часов. Они показывали 3:06. Трэвис улегся на бок, касаясь грудью спины Пэйдж. Оба смотрели на часы.
