— Я спрашивал, не хочешь ли ты перекусить. Но можем и просто поболтать о пустяках.
— Люблю пустяки.
— Я тоже. Значит, в свидании мне отказано? У меня екнуло сердце. Вот оно. Надо отвечать. А я не могла: мешала ухмылка до ушей.
— Умираю с голоду, — наконец выговорила я.
— А я уж подумал, ты опять исчезла.
— Извини. Правда, жутко хочу есть. Завтрак никуда не годился. — Я взглянула на часы. — Семь минут двенадцатого — не слишком рано для обеда?
— Ничуть. Ты где?
— У ворот школы Хэммонда. — И поняла, что проболталась.
— Опять крестники?
— Уже нет, хотя приезжала по их делам.
— Так ты не работаешь?
— И принимаю пожертвования. Где встречаемся?
— Как насчет «Плюща»?
— Для «Плюща» я не одета.
— И отлично! Чем проще выглядит клиент, тем больше с ним носятся.
— Не верю.
— Правильно делаешь. Но если мы придем вдвоем, в «Плюще» примут тебя за восходящую комедийную звезду.
— Хочешь сказать, я должна выглядеть смешно?
— Не обязательно, настоящие комики по жизни смешными не бывают.
— А разве «Плющ» открывается в такую рань?
— Нет.
— Выходит, блефуешь?
— И не краснею. Там без предварительного заказа ни за какие деньги столика не добиться.
Почему-то я ему не поверила и снова посмотрела на часы. Сегодня мне предстояло еще проведать Хэлен.
— Ну и?.. Где можно пообедать в девять минут двенадцатого? — спросила я.
Я четко выполнила все указания Джеймса и через полчаса припарковалась в кривом переулке у Эджуэр-роуд, к северу от эстакады Уэстуэй. Накормив парковочный счетчик монетами, перешла через улицу и толкнула дверь незаметного бирманского ресторанчика. Радушный хозяин встретил меня и лично провел к нашему столику. Поскольку весь зал был не больше стола в казино, меня тронула такая любезность. Джеймс уже дожидался меня с чашкой крепкого черного кофе и бутылкой минералки без этикетки. Сквозь открытый люк в стене было видно, как хлопочут повара. В углу под пластмассовым бананом сидела старуха-бирманка и жевала бетель — я поняла это по характерным красным пятнам на губах. Во Вьетнаме я часто видела такие и сочла старуху добрым предзнаменованием.
Джеймс, поднявшись, приветствовал меня поцелуем в щеку. Хозяин принес мне чашечку густого черного кофе, налил воды и поинтересовался, насколько я голодна. Я призналась, что как волк. Хозяин с улыбкой удалился на кухню.
— Необычное место.
— Модным его не назовешь, зато здесь кормят как нигде в Лондоне.
— Бирманская кухня? — уточнила я с сомнением.
— Уж поверь на слово. Нам даже заказ делать не придется — хозяин сам выберет блюда и сам подаст.
— Как тебе удалось удрать с работы?
— Очень просто: я самый большой начальник. Моя фамилия значится на наших фирменных бланках.
— Впечатляет.
— Не особенно. Такие бланки можно заказать всего за несколько фунтов.
— Клиентов найти сложнее.
— Верно, но я давно ищу.
— Сколько?
— Двадцать четыре года.
Я озадачилась: с виду Джеймс казался моим ровесником.
— Ты что же, в три года начал работать? — Я решила проявить тактичность, хотя могла бы в лоб спросить, сколько ему лет.
— Нет, после университета. Ладно, не ломай голову. Мне сорок шесть.
Ух ты. Всего четыре года до пятидесяти. Я удивилась. Волосы у него и впрямь с проседью, но это только прибавляет сексуальности. Рядом со старшим я вдруг почувствовала себя неоперившимся цыпленком, а такое со мной случается нечасто.
— А тебе?
— Шестьдесят четыре, но благодаря крови девственниц выгляжу гораздо моложе. Как думаешь, для пива не слишком рано?
— Ловкий ход.
— Папа сказал бы «уход в слепую зону».
— Ты ладишь с ним?
— Прекрасно. Я его единственный и поздний ребенок, поэтому мной гордятся.
— И ты до сих пор не нашла мужчину, похожего на своего отца?
У меня на языке вертелось имя Бена. Щеки обожгло, я невольно прикрыла рот ладонью. Кажется, Джеймс не так понял меня. А может, наоборот: понял слишком хорошо, потому что взял меня за руку.
— Прости, не хотел лезть тебе в душу. Давай заключим пакт: больше никаких воспоминаний о бывших, ни под каким видом. — Он сжал мои пальцы. — Отныне эта тема под запретом.
Первой моей реакцией было подозрение: так и подмывало спросить, что он-то скрывает. Но мне уже давно надоело отпугивать знакомых, и потом, у кого из нас нет секретов? Ладно, пусть будет сказочный финал. Я ответила на рукопожатие и улыбнулась:
— Договорились.
— А теперь расскажи, Тесса Кинг, почему сейчас не работаешь.
И я подчинилась, потому что мой прежний босс не подпадал под определение бывшего ни под каким видом. В кои-то веки мне не пришлось приукрашивать воспоминания о напряженных моментах моей жизни анекдотами и самоиронией. Не пришлось смеяться, рассказывая, как мой босс стоял, как часовой, под фонарем напротив моих окон. Не понадобилось уверять, что мне польстили снимки, сделанные из дома на другом берегу реки, и объяснять, что мощный объектив придает снимкам зернистость, определенно улучшающую цвет лица. Незачем было даже подражать закадровому голосу из американских ужастиков, рассказывая, как среди ночи мне звонила его жена-истеричка и осыпала оскорблениями. Под конец я даже призналась, что без колебаний отослала обратно сумочку от Гуччи, шарф от Эрмес и отвергла приглашение съездить на выходные в Венецию в «Киприани». Джеймс был весь внимание, а у меня с плеч будто гора свалилась. Чувство вины пропало. Наказанием для моего босса стал нервный срыв. А я обедала в обществе симпатичного мужчины и наслаждалась жизнью. Мне ничего не почудилось, я ничуть не преувеличила, а перерыв в работе пошел мне даже на пользу — помог прийти в себя.
— Тебе обидно, что пришлось уйти?
Интересный вопрос.
— Долго ты там проработала?
— Почти десять лет, но больше не желала оставаться там ни на минуту.
— А теперь?
— Уже ничего не поделаешь. Он тоже уволился. Я подписала контракт, получила отступные и рекомендательное письмо, какого даже моя мама не написала бы.
— Хвалебное?
— Ослепительное.
— Значит, новую работу найдешь в два счета.
— Надеюсь. Слишком много мыслей лезет в голову от безделья.
— А их удобнее избегать, — согласился Джеймс.
