— Как ваши дела? — застенчиво поинтересовался молодой человек.
— Хорошо. Благодарю, сержант.
— Вы вновь пришли навестить дядю?
Китти кивнула, надеясь, что сержант не слышит громкого биения ее сердца.
— Думаю, он все еще в столовой, — сказал сержант. — Но я не могу оставить вас наверху одну. Может быть, вы посидите в комнате ожидания, пока я отыщу его?
— Да, конечно, благодарю вас. — Китти прошла мимо сержанта, но в этот самый момент сумочка каким-то непостижимым образом выскользнула из ее рук и громко ударилась о деревянный пол.
На этот раз замерла не только она. Ее взгляд медленно скользнул по груди сержанта и остановился на его лице. Она понимала, что он смотрит на чернила, которые наверняка растеклись по полу.
Однако сержант смотрел вовсе не на пол, а на нее, и в его взгляде читался немой вопрос.
Китти опустила глаза и посмотрела на свою сумочку, которая, к счастью, не плавала в чернильном пятне.
— Я попалась, да? — тихо спросила девушка.
Сержант кивнул:
— Что там у вас?
Китти отчаянно заморгала — на этот раз слезы были настоящими. Она была так напугана, что удивлялась, как ноги до сих пор держат ее.
— Угощение. По банке устриц и маринованных огурцов. Дядя Эйвери сказал, что кормят здесь отвратительно.
Сержант еще с минуту смотрел на нее, а затем наклонился, чтобы поднять сумочку. Китти тоже наклонилась, сморщившись от боли, когда острые перья вонзились в ее кожу, но сержант оказался проворнее. Он выпрямился, неловко пытаясь открыть запор.
— Нет!
Сержант замер.
— Пожалуйста, — взмолилась Китти, — там лежит кое-что, чего не должен видеть мужчина. Предметы… э… личной гигиены.
Сержант густо покраснел и порывисто сунул сумочку Китти в руки.
— Прошу прощения, — произнес он.
— Нет, это я должна извиниться. Я знаю, что сюда ничего нельзя приносить. Мне очень жаль. Больше подобное не повторится.
Сержант кивнул, но Китти заметила, как по его лицу пробежала тень сомнения. И еще что-то. Облегчение?
— На этот раз я вас прощаю, — сказал молодой человек и указал на комнату ожидания.
Китти вошла и села на стул, ощутив приступ тошноты. Она чувствовала себя ужасно не потому, что едва не попалась, а потому, что солгала сержанту. Он был добрым человеком, питающим к ней симпатию, а она попросту этим воспользовалась.
Сержант Ройс оставил их с Эйвери Баннерманом наедине, сославшись на какие-то дела и пообещав, что скоро вернется. Китти передала Баннерману принесенные с собой вещи. Она даже глазом не моргнула, когда он с интересом наблюдал за тем, как она достает из-за корсажа перья и квитанцию. Однако Китти все же повернулась к нему спиной, когда доставала спрятанную под юбкой бумагу.
— А как вы сделаете это? Ведь вокруг охрана и другие заключенные, — поинтересовалась Китти. — Здесь, как мне показалось, нет возможности уединиться.
— Да нет, такая возможность есть, и даже больше, чем вы думаете, — усмехнулся Баннерман. — Здесь много для чего можно уединиться.
Китти пропустила мимо ушей последнее замечание и постаралась не обращать внимания на вызванное им неприятное ощущение.
— Когда, вы думаете, документы будут готовы? Крайний срок после обеда в понедельник, потому что утром во вторник Райан предстанет перед судьей.
— В таком случае все будет готово в понедельник утром. Не волнуйтесь, я всегда выполняю работу в срок.
— Когда мне прийти?
— Не надо приходить.
Китти посмотрела на мужчину:
— Что, простите?
— Я найду возможность переправить документ. Меньше риска. Дайте мне ваш адрес.
Только теперь Китти поняла, насколько могущественным человеком был Эйвери Баннерман. Какими же дилетантскими и неумелыми, должно быть, показались ему ее попытки маскироваться.
— Карахерс-лейн, четыре.
А потом вернулся сержант Ройс. Если он и заметил, что на столе нет ни банки с устрицами, ни банки с огурцами, то по крайней мере ничего не сказал.
Эйвери Баннерман сдержал слово. Поддельная квитанция прибыла в половине десятого утра в понедельник. Ее принес сопливый мальчишка лет десяти, который маячил на крыльце Китти до тех пор, пока она не догадалась, что он ждет платы. Девушка дала ему за услугу шесть пенсов.
Квитанция оказалась настоящим произведением искусства. Китти не знала, как Баннерман это проделал, но он не только в точности скопировал почерк, но и умудрился состарить квитанцию так, словно ее выписали несколько месяцев назад, и с тех пор она пылилась в столе среди прочих бумаг.
Шарки пришел в восторг:
— Ну, что я вам говорил? Этот парень дьявольски талантлив! То, что нужно!
Китти обнаружила, что не в силах разделить общую радость, потому что теперь предстояла наиболее сложная часть операции.
Изначально было решено передать квитанцию адвокату Райана мистеру Клементу Прентису с тем, чтобы его подзащитный был оправдан, а Уолтер Кингхейзел задохнулся от гнева. Однако выяснилось, что Прентис на несколько дней уехал по делам в Кэмпбеллтаун — довольно опрометчивый поступок, если учесть серьезность положения Райана. Более того, ожидалось, что домой он вернется только после суда, который должен был состояться во вторник. Подходить к нему на виду у всех на ступенях здания суда было небезопасно, поэтому друзья решили передать квитанцию непосредственно Райану в тюрьме. В этом случае он наверняка представит документ суду.
Проблема состояла лишь в том, что посыльный должен будет оказаться вплотную к Райану, иначе документ не передать. Тюремные охранники славились тем, что мимо них даже муха не могла пролететь незамеченной. Все это означало, что никто из членов команды «Катипо» в тюрьму отправиться не сможет. Матросы были всецело преданы Райану, но ни один из них не согласился обниматься с ним прилюдно. Кандидатура Энии тоже отпадала, потому что она уже назвалась сестрой Райана в свой последний визит, а Ваи никто и не подумал подвергать опасности в ее-то положении.
И вновь выбор пал на Китти, которая вопреки здравому смыслу согласилась сыграть роль жены Райана.
Однако ее беспокоила вовсе не грозившая ей опасность — в последнее время она уже привыкла подвергать себя риску, — ее смущала роль жены. Она намеренно держала Райана на расстоянии с того самого дня, когда узнала, что Эния приходится ему сестрой, а вовсе не любовницей. И теперь она боялась, что если подойдет к Райану слишком близко, от ее решимости не останется и следа.
Китти боялась, что ее подведет собственное сердце. И не только сердце, но еще и душа. Китти тосковала по Райану так, как не могла признаться даже самой себе, и это очень пугало ее.
