– …стать этим человеком… – заканчиваю за него я.
Роберт кивает, глядя мне в глаза.
– Потом я увлекся и стал независимой единицей, но я по-прежнему помогаю отцу.
– И ты без сожалений поступил в другой университет и просто-напросто изменил своей мечте?
– Мне потребовалось несколько лет, чтобы свыкнуться с этим. Но я никому об этом не рассказывал. И ни разу не упрекнул ни в чем отца. В конце концов, это мое решение, и я считаю его правильным.
Я закусываю губу и сникаю.
– Знаешь, я еще никогда не жертвовала ничем ради других.
Теперь, когда он рассказал мне о своем поступке, я ощущаю себя еще бесполезнее, чем вчера.
– Еще успеешь. – Он протягивает руку, заправляет прядь мне за ухо. – Уверен, нашу еду давным-давно привезли, – Роберт встает с постели и кивает в сторону двери. – Пойдем, поужинаем, Бэйли.
Бэйли. Когда я Бэйли, значит, у него игривое настроение.
– Хорошо, Эддингтон, – вторю ему я, и мы вышагиваем в коридор.
* * *
После ужина я попросила Роберта рассказать мне о своих гитарах, в частности об их количестве. Почему столько?
– Некоторые звучат по-разному, – объясняет он, встав напротив шеренги из разноцветных шестиструнок. – Но в целом это просто коллекция.
Его глаза восторженно блестят, и я втайне умиляюсь тому, с каким трепетом он рассказывает мне об этом. Совсем как мальчишка, вышедший из родительского гаража в майке и в трениках. Сейчас он не кажется мне таким грозным и страшным, как в нашу первую встречу.
– Певец из меня не ахти, поэтому я обычно солирую исключительно как гитарист, – предупреждает он, взяв в руки черную шестиструнку с белой вставкой посередине. На ней несколько кнопок, маленький переключатель и длинный металлический рычаг с белым наконечником.
С интересом рассматриваю инструмент, понятия не имея, что он собой представляет. Музыкой я увлекаюсь на любительском уровне и, разумеется, не знаю названий всех этих прибамбасов. Ну, кроме грифа, на котором написано название.
Старательно вчитываюсь в него.
– Это «Фэндер Стратокастер», – подсказывает Роберт. – Хендрикс играл на такой, поэтому его песни я исполняю исключительно на ней.
Никогда не слышала ни одной песни Хендрикса, хотя знаю, что он был легендой и умер молодым.
– Садись. – Роб указывает на диван.
Я присаживаюсь, смущенно поправляя чересчур короткую футболку, под которой я абсолютно голая.
– Что, эта футболка коротковата? – ехидничает он, не упустив возможности поглумиться надо мной.
– Да. И уверена, что не случайно.
Эддингтон неопределенно пожимает плечами, но я-то знаю, что он специально дал мне самую короткую из всех своих маек.
Мысленно обругиваю его, а он подключает гитару к усилителю, поворачивает какие-то переключатели и садится на высокий стул посередине комнаты. Зажав между пальцами маленький треугольник, он подносит его к струнам, и комнату наполняют мелодичные, приятные звуки. Сперва тихие, затем более громкие и разнообразные. Челюсть отвисает от того, как профессионально Роберт справляется с инструментом, как его пальцы скользят по грифу, а рука с треугольничком умело перебирает струны. Его лицо сосредоточенно, веки полуприкрыты, и он смотрит куда-то вниз, изредка обращая внимание на свои руки.
Невероятно.
Мелодия удивительно красивая, спокойная и очень подходит под мое настроение.
Дальше следуют тягучие электронные запилы. Я сижу неподвижно, завороженно наблюдая за его пальцами, за его прекрасным лицом, и вдруг понимаю, насколько этот человек отличается от того, за которого люди ошибочно принимают его. Не сомневаюсь, что из него получился бы очень талантливый музыкант.
Мне делается грустно от мысли, что он бросил свою мечту, чтобы угодить Стюарту. Но ведь этот поступок – лишнее доказательство того, насколько он чуткий и отзывчивый парень. Просто не все способны разглядеть это за толстым слоем офисной одежды.
Роберт накрывает струны ладонью, и музыка смолкает.
– Как называется эта песня? – спрашиваю я, находясь под неизгладимым впечатлением.
– «Маленькое крыло».
– Не знаю, как ее играл Хендрикс, но у тебя получается фантастически.
Роберт застенчиво улыбается и встает.
– Ты просто не слышала оригинал. У меня – это лишь слабые потуги.
– Не напрашивайся на еще один комплимент, – хихикаю я и, поднявшись с дивана, направляюсь к нему.
– Я бы сыграл тебе «Эй, Джо», но без аккомпанемента она не звучит. Вернее, звучит совсем не так, как нужно. – Он ставит гитару на ее законное место и отключает шнур от усилителя.
– И многим женщинам ты играл?
– Не очень, – говорит он, заметно погрустнев.
Что я такого сказала? Неужели наступила на больную мозоль?
– Ты вроде говорила, что разбираешься в кино… – Он меняет тему.
– Э-э, да.
– Отлично. – Он берет меня за руку. – Предлагаю набрать еды, завалиться в постель и смотреть телек.
– Какой жанр ты любишь? – спрашиваю я, когда мы выходим из музыкальной комнаты.
– Все равно. Полагаюсь на твой вкус.
– У тебя нет предпочтений?
Мы проходим на кухню. Она вся белая и сверкающая, как воображаемый рай, где все просто обязано быть светлым и стерильным.
– Есть, но я хочу, чтобы ты выбрала. – Роберт подходит к холодильнику, достает бутылку пива, пакет сока и тарелку с фруктами. Открывает один из белых подвесных шкафов и вытаскивает оттуда пакетики с вредной едой: Lay’s, хрустящие палочки и какое-то печенье. И все это он собирается съесть? Окидываю взглядом его весьма стройную фигуру и хмыкаю.
– Что такое?
– Думаешь, мы съедим столько?
– Не все, но у нас будет выбор. Не люблю ограничивать себя в чем-то.
Ясно.
Не любит ограничивать…
Делаю пометочку у себя в голове.
– Шевелись, Бэйли, – на выходе бурчит он. – Тебе еще выбирать кино, опираясь на мои скрытые предпочтения.
Что? Ну, берегись, умник! Такое выберу, что даже твоя гениальная натура запутается!
Только сперва надену трусы…
* * *
– Ладно, скажи, чем все закончится? – Роберт нетерпеливо ерзает по простыне, умяв почти полпакета чипсов.
Мы в его спальне, смотрим «Игру» с Майклом Дугласом. То еще старье!
Но если вы никогда не смотрели этот фильм, то рано или поздно вам придется это сделать. Другого варианта не дано. Сама я в восторге, но картины с таким сюжетом считаю одноразовыми. Абсолютно неинтересно пересматривать, зная концовку. Весь секрет в интриге, которую не раскрывают до самого финала, но для мистера Всезнайки это премьера, а я так хочу увидеть удивление на его самодовольной мордашке.
