Однако Эмили сомневалась, что пожар был результатом случайности. Так много осталось невыясненным. Например, все слуги клялись, что даже близко не подходили к детской в тот день. И почему Эвис Жеруар, сидевшая с Эдгаром в комнате напротив, не услышала, как разбился фонарь?
— Мой слух уже не тот после скарлатины, которой я переболела несколько лет назад, мадам, — небрежно ответила экономка на ее вопрос.
Было ли это правдой?
Эмили покинула детскую и вошла к себе в спальню. Закрыв дверь, она улыбнулась, увидев Холли, которая сидела у горящего камина и кормила грудью крохотного черного младенца. Новорожденный в белой распашонке и подгузнике жадно сосал грудь, его крохотные кулачки толкали мать в грудь.
— Как он сегодня, Холли?
— О, голоден, как медведь после зимней спячки, миссус. — Посмотрев в лицо Эмили, служанка нахмурилась. — Миссус, у вас такие глаза, будто вас избили до полусмерти. Я сейчас помогу вам лечь в постель.
— Не смей, Холли! — возразила Эмили, грозя рабыне пальцем. — Сначала ты должна позаботиться о маленьком Джейкобе, понятно?
— Да, мэм, — улыбнулась Холли. — Ему очень повезло, что он может быть с мамой целый день. Остальные дети остаются с тетушкой Сарой, пока их мамы работают.
— Ребенок должен быть там, где его мать, — твердо сказала Эмили. — Я сегодня собралась на строительство дома, и мы скоро уезжаем.
Посмотрев в зеркало, Эмили поймала отражение нахмурившейся Холли.
— Вы сможете ехать, миссус? — встревоженно спросила рабыня.
— Конечно, Холли. В конце концов, ты же работала до последнего дня.
— Да, миссус. Я здорова как бык, а вы…
— И я тоже! — резко ответила Эмили, выпятив нижнюю губку, и бросила щетку на туалетный столик.
Холли опустила шоколадные глаза и замолчала.
Эмили снова взяла щетку, молча упрекая себя за резкость. Ее чувства в эти дни были такими противоречивыми! Жизнь превратилась в мучение после той проклятой фиесты! Редкая ночь начиналась с того, чтобы она не плакала!
Эдгар быстро оправился от раны и менее чем через неделю уже был здоров. Хьюстоны приезжали к ним с визитом перед отъездом в Сидар-Пойнт и сообщили Эмили, что плечо у Аарона Райса тоже заживает.
«Если бы только душевные раны могли заживать так же быстро, как телесные!» — печально думала Эмили. После фиесты они с Эдгаром совсем отдалились друг от друга. Эмили избегала его несколько дней и спала в своей прежней комнате. Когда мужу стало лучше, она уже подумывала вернуться в его спальню, но в тот самый день, когда собралась это сделать, с изумлением обнаружила все свои вещи снова в голубой комнате.
— Почему ты меня выселил? — спросила она, вбежав в кабинет.
Горькая улыбка тронула его губы.
— Мадам, вы сами выбрали отдельную спальню для себя.
— Я выбрала? Это ты приказал мне убираться из нашей спальни!
Он пожал плечами.
— Эдгар, неужели ты вот так собираешься меня оттолкнуть? — спросила Эмили севшим голосом.
Он переложил какие-то бумаги, затем открыл папку.
— Вот именно.
— И ты можешь так поступить после всего, чем мы были друг для друга? Почему ты не хочешь выслушать мой рассказ о том, что случилось?
Эдгар захлопнул папку и встал, гневно глядя на нее сверху.
— Мадам, я предлагаю вам уйти, пока я не сказал — или не сделал — что-нибудь непростительное!
Эмили убежала от него в слезах.
Теперь Эмили содрогнулась при этих воспоминаниях. За прошедшие недели поведение Эдгара ничуть не улучшилось. Ей страстно хотелось уехать от него. И Эмили бы давно уехала, несмотря на то что любила Эдгара. Если бы не ребенок. Нравится ей это или нет, но они вместе зачали эту крохотную жизнь, и вряд ли муж позволит жене уехать вместе с ребенком. Даже несмотря на то что кто-то в этом доме ненавидел не только ее, но и ребенка!
Слеза скатилась по щеке Эмили. «Может быть, я умру при родах», — с тоской подумала она. Смерть все бы решила. Эдгар получил бы ребенка, которого хотел, и избавился бы от жены, которую ненавидит.
«О, как я смею думать о смерти! — упрекнула она себя. — Это же грех — оставить своего драгоценного младенца без матери, чтобы его растил чужой для всех человек, ее муж. Кроме того, если роды будут тяжелыми, и ребенок может умереть…»
Эмили уже выходила из дома, когда в холле появился Эдгар. Оглядев ее строгое серое шерстяное платье и такую же шляпку, он поднял брови и сухо поинтересовался:
— Собралась куда-нибудь, дорогая?
Эмили подавила охватившую ее слабость, прикусила губу и спросила, пытаясь защититься:
— Разве тебе не все равно?
Искра гнева мелькнула в глубине его карих глаз. Эдгар широко распахнул дверь и посторонился, чтобы дать ей пройти.
Глава 7
5 декабря 1841 года
В лесу на возвышении была расчищена небольшая поляна. В этот прохладный, ветреный день десятка три поселенцев помогали недавно приехавшей семье Леггет строить дом. Мужчины валили деревья, рубили ветки, пилили и сколачивали доски. Женщины присматривали за детьми и готовили обед.
Эмили сидела под деревом в кресле-качалке, у нее на руках спал крохотный мальчик. Маленький Нед Леггет чуть не задохнулся от волнения, узнав, что уже к вечеру их семья переедет из грубой временной хижины в новый дом. Теперь он крепко спал, хотя как ему удавалось спать под этот шум и гомон, оставалось загадкой.
Эмили покачивалась и тихонько напевала. Она вздохнула, мысли унесли ее в Хьюстон. Дэвид несколько раз останавливался там и сообщил, что дом в полном порядке. Но ей так хотелось самой увидеть дом, покачать своего малыша в кресле бабушки Розы. Вот только отпустит ли ее Эдгар?
Эдгар! Конечно, он ни за что не позволит ей уехать вместе с ребенком. В конце концов, разве он не сказал ей тогда, что хочет жениться для того, чтобы она делила с ним постель и рожала ему сыновей? Эмили так era любила, что у нее надрывалось сердце, а Эдгар даже не замечал ее!..
— Ну, миссис Эшленд, подумать только, мы снова с вами встретились. — Аарон Райс смотрел на нее сверху вниз, его глаза закрывала тень от полей шляпы.
— Мистер Райс, что вы здесь делаете?
Аарон рассмеялся и сел на бревно, приподняв полы своего белого шерстяного сюртука.
— Вот как приветствуется человек, которого чуть не убил ваш муж?
— У него были на то основания.
— Возможно, — невозмутимо согласился Аарон. — Но вы могли бы по крайней мере поинтересоваться моим здоровьем.
— Почему вы не помогаете другим мужчинам?
Он потер плечо и театрально изобразил огорчение.
