Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
Когда начало смеркаться, армия Раджпута уже бежала по направлению к холмам Мевара. Прошел слух, что Рана Санга не позволил отвезти себя в Читар, поскольку дал клятву вернуться в свой город победителем.
К закату Бабур дошел до ставки неприятеля, находившейся в двух милях от его исходных позиций. Еще через две мили он повернул обратно, потому что «час был поздний. К полуночной молитве я вернулся в лагерь».
В полном соответствии с традициями Раджпута большая часть его героев осталась лежать на поле брани. Среди погибших был весь цвет местного рыцарства: Равул из Донгерпура с двумя сотнями сородичей, правитель Салумбро с тремя сотнями своих родичей из Чандавута, сын царевича из Марвара, вожди из Маиртина, Рао из Сонигурры, вожди из Чохана, правитель Мервара и многие другие. Хасан-хан из Милвата также был среди погибших. Так мы узнали великие имена, вошедшие в летопись, составленную 450 лет назад.
Моголы-победители воздвигли на поле брани пирамиду из множества отрубленных голов и наградили Бабура титулом Гази – победителя неверных.
Его полководцы одержали великую победу, впоследствии стало ясно, что она была решающей. Рана Санга не оправился от ран и умер в том же году. Ни один из его потомков не осмеливался снова встречаться на поле боя с Великими Моголами Индии. При Панипате Бабур вырвал власть из рук северных мусульманских правителей; при Канвахе он положил конец сопротивлению конфедерации Раджпута.
«Ничто не свершится помимо воли Бога»
После сражения при Панипате Бабур послал в Агру гонцов, велев им мчаться во весь опор. После Канвахи ничего подобного он не предпринимал. Возможно, во время длившегося целый день сражения войско понесло потери более существенные, чем он сообщает в своем дневнике, жалуясь на безволие своих военачальников. Однако с наступлением жары могольские войска отошли из долин Раджастхана. Опытные военачальники разъехались, чтобы заняться восстановлением крепостей, расположенных вдоль берега Джамны в нескольких днях пути от Канвахи. Бабур прибег к испытанному приему и снова вознаградил заслуженных воинов землями и отослал их осваивать новые владения. В то же время он сдержал свое обещание, хотя и очень неохотно, и разрешил многим своим подчиненным, вместе с их приближенными и добычей, вернуться в прохладные горы Кабула, о которых и сам тосковал в душе.
Впервые за целую треть века после встречи с превосходящим его противником Тигр мог без опасения смотреть на линию горизонта, не ожидая надвигающейся оттуда угрозы, и мог ложиться спать, сняв с себя кольчугу. Вокруг него оставалось достаточно врагов, побежденных лишь наполовину, а также немало лишь наполовину решенных задач, однако они больше не внушали ему опасений. Очевидно, он был убежден, что Всевышний, который своей милостью даровал раскаявшемуся грешнику победу над великими силами неверных, не оставит его и в других затруднениях. Его дневник, такой лаконичный в последние месяцы, свидетельствует о том, что Бабур вновь обрел уверенность в себе. Самые проницательные из его подчиненных не разделяли благостного настроения падишаха.
«Мухаммед Шариф-звездочет – каких только бед он мне не пророчил! – тотчас же явился с поздравлениями. Здорово выругав его, я отвел душу. Хотя это был человек, склонный к обману, пророчивший злое, очень самодовольный и противный, но так как он давно мне служил, то я пожаловал ему один лакх денег и отпустил его, чтобы он не оставался в моих владениях…
Думая, что Хосров Кукулдаш совершил в битве подвиг, я пожаловал ему в удел Алур [Алвар] и дал пятьдесят лакхов. По своему злополучию он начал ломаться и не принял Алура. Позднее стало известно, что этот подвиг совершил Чин Тимур-султан. Я пожаловал этому султану город Тиджара, столицу Me вата, и выдал ему в виде поддержки пятьдесят лакхов. Алур же достался Большому Турди, который в бою занимал правое крыло центра, совершил обходное движение и держался лучше других; я также выдал ему пятнадцать лакхов деньгами. Сокровищницу Алура и власть над всеми обитателями крепости я отдал Хумаюну…
Как уже упомянуто, перед походом на нечестивых все, и великие и малые, дали клятву верности; при этом было сказано, что после победы не будет принуждения и всякий, кто захочет покинуть Хиндустан, получит на это разрешение. Большинство людей Хумаюна были из Бадахшана и с той стороны никогда не ходили в поход даже на месяц или два месяца. Перед битвой они потеряли стойкость духа, и я дал им такое обещание. К тому же в Кабуле совсем не осталось войска. По этой причине было решено отправить Хумаюна в Кабул…
Между тем пришли сведения, что Хумаюн, прибыв в Дели, отпер некоторые казнохранилища и незаконно завладел ими. Я никогда не ожидал этого от Хумаюна, и у меня стало крайне тяжело на душе. Я написал Хумаюну письмо с очень суровыми увещаниями».
Здесь снова возникают вопросы о личности Хумаюна и его побуждениях. Бабур приложил немало усилий, чтобы представить отъезд своего сына, – который в действительности отбыл в Бадахшан, а не в Кабул, – как самое обычное дело, объясняющееся тоской по дому, охватившей бадахшанский контингент. Однако неожиданное вторжение в сокровищницу, которую сам Бабур считал государственной казной и не притрагивался к ней, привело его в ярость. Бадахшанцы, даже в случае неподчинения, не осмелились бы на такой поступок без приказа Хумаюна, кроме того, в этом случае их не впустила бы туда и стража. Во время последней военной кампании Хумаюн получил щедрое вознаграждение – земли Хисара, в буквальном смысле несметные сокровища Дели, включая и знаменитый алмаз «Кохинор», а также сокровища крепости Алвар, которые достались ему перед отъездом. Был ли его поступок актом мести, в которой он зашел еще дальше, чем Ходжа Калан, перед побегом нацарапавший на стене те самые стихи? Возможно, это клика визирей надоумила его бежать из Хиндустана, ограбив его сокровищницу? Судя по всему, ворвавшись в помещение казны, Хумаюн просто выбрал там несколько понравившихся ему вещиц. Через пару месяцев Бабур выбросил из головы это происшествие и отправил в Бадахшан доверенного военачальника с почетным халатом и конем в подарок Хумаюну.
«Однажды ночью мы остановились у источника на выступе горы между Бусаваром и Джусой. Там мы приказали поставить шатер и съели маджун. Когда наше войско проходило мимо этого источника, Турди-бек Хаксар всячески расписывал его. Мы поехали к источнику на конях. Источник оказался действительно хороший. В Хиндустане, где почти нет проточной воды, нечего искать источников, те немногие источники, что там есть, сочатся из земли струйкой, а не бьют ключом, как в наших краях. Воды из этого источника хватило бы на полмельницы, она выбивается из-под склона горы. Вокруг источника сплошные луга; местность мне очень понравилась. Я приказал построить в верховьях источника восьмиугольный хауз из тесаного камня. Когда мы сидели у этого источника, наевшись маджуна, Турди-бек все время с гордостью повторял: «Раз я расхвалил это место, ему нужно дать название». Абдаллах сказал: «Его нужно назвать Царский ручей, восхваленный Турди-беком», и его слова вызвали великий смех и веселье…
Турди-бек Хаксар, которого я заставил бросить жизнь дервиша и сделал воином, прослужил мне несколько лет. Потом влечение к дервишской жизни снова возобладало, и Турди-бек попросил отпустить его. Я дал ему разрешение удалиться от дел и послал его к Камрану [в Кандагар]».
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 84
