— Мне дадут закончить работу? — теперь Марчмэйн выглядел скорее возмущенным, нежели напуганным, и бросал на меня ядовитые взгляды. Я в смятении нацелил ладонь на них обоих. Неожиданно Тэнзи застонала и с трудом подняла голову, словно ожившая мумия. Успокаивающе помахала мне одной рукой и упала обратно на окровавленные простыни. Я кинулся к ней и склонился над столом — в моих глазах стояли слезы — отчаянно, по-детски желая протянуть руку и вернуть ужасный кусок скальпа на место.
Тетушка прошептала:
— Ты хороший мальчик, Август, хороший сын, но все в порядке, все так и должно быть. Это наша идея, наш план. Позволь Марчмэйну продолжать — и ты увидишь…
Что? Что?! Я отпрянул от тетушки, но еще крепче вцепился в ее руку.
— Жестокая, примитивная технология, — с отвращением заметил Тоби, поджав губы. — Неужели Джуни или Рут не могли придумать чего-нибудь более изящного? Нанотехнологии…
— Не будь наивным. Возвращайся к своей охоте и рыбалке, а мне предоставь черепа! — братец Марчмэйн с ухмылкой посмотрел на бесчувственного Ицхака, помещая костяную крышку его черепа в стальной контейнер. Мне ужасно, до боли захотелось посильнее врезать Марчу, но вместо этого я, не выпуская иссохшей руки Тэнзи, отвернулся, пока он лазером резал ее череп, чтобы высвободить мозг. Пожатие дряхлой руки оставалось таким же крепким — полагаю, обезболивающие технологии Марчмэйна были гуманнее, чем его ужасная трепанация. Я сам делал подобное на занятиях анатомией всего лишь год назад, однако тогда мне приходилось иметь дело с закоченевшим покойником, воняющим формалином. Тэнзи дышала, закрыв глаза; прикоснувшись к ее запястью, я нащупал ровный пульс. Переместившись к соседнему столу, Марчмэйн вскрыл голову собаки. Добрый Ду заворчал, словно видел сон о кроликах в глубоких норах. Мониторы пискнули и мигнули. Не вполне понимая, что говорю, я произнес:
— Это семафор.
— Метафора, — изумленно-презрительно поправил меня Марчмэйн.
— Я так и сказал. То, что здесь происходит — это закодированное послание, это… конструкт.
Братец вытер свои окровавленные руки об окровавленный фартук и уважительно кивнул.
— А паренек вовсе не так глуп, как я думал. Откуда ты узнал? — он начал втыкать в живую мозговую ткань стеклянные электроды. Вспыхнувшие лучи синего лазера связали все четыре мозга одной журчащей электронной сетью.
Я посмотрел на Тоби, махнул рукой в сторону мониторов.
— Это какая-то… установка, верно? — затем взглянул на пульсирующее кольцо фиолетовых огней в глубокой черноте и понял, что оно из себя представляет. Мои имплантаты испустили сочувствующее покалывание. — Это запись звезды Ксон?
— Да. Он играет в звездолеты. Всегда любил театр, наш Марчмэйн.
— Звезду Ксон открыла Тэнзи, — заявил я, сопоставив все факты. — Святые небеса, это была удивительная женщина! — и в ужасе замолчал — я говорил так, словно моя любимая внучатая тетушка уже скончалась. Хотя так оно и было, в самом главном смысле. — В любом случае, звезда — это машина, предназначенная для выключения наших стрижающих имплантатов. Это… временной замок на внутренней двери мультиленной.
Марчмэйн защелкал переключателями на мониторах; огни в кабине начали тускнеть. За огромным окном, в черной пустоте, разгорелись воображаемые звезды. Голубое излучение пульсировало между воткнутыми в мозги электродами — но не только оно. Туман окутал четыре тела — двух женщин, одного мужчину и одно говорящее животное. Они замерцали, словно испаряясь из нашего привычно измерения, ужасная пародия на трансляцию человеческой или животной плоти на один из высших уровней Тегмарка, где пространство и время поменялись местами или мультиплицировались в невыносимую мешанину с неправильным числом измерений. Нет, их тела не сплавились в одно целое и не поплыли в каком-то направлении под прямым углом ко всем остальным — но творилось нечто ужасное, и с каждым мгновением становилось все хуже.
Марчмэйн отошел назад, с удовлетворением разглядывая дело своих рук.
— Индивидуальность — моя сильная сторона, крошка. Я — мастер альтернатив. Я заставляю души литься, словно вода, из одного тела в другое. Долой неизменное и постоянное! Все течет!
Кто-то пронзительно вскрикнул. Мою руку словно заперли в туманной световой глобуле, в которую превратились Тэнзи и все остальные. Я высвободил пальцы и оглянулся. Стрижающие имплантаты отчаянно жгли кожу. Женский голос завизжал от боли. К нему присоединился мужской. Я видел, что Тоби удерживает Schwelle открытым; он стоял на пороге, готовый в любую секунду то ли сбежать, то ли позвать на помощь. Шар из рассеянного света погас. Обнаженные мужчина и женщина — совсем подростки — спотыкаясь, вскочили со столов, на которых лежали Мириам и ее супруг, и бросились друг к другу, обнимаясь, целуясь, рыдая, ощупывая, точно внезапно прозревшие слепцы, пытающиеся соотнести новый дар с привычными ощущениями. Исполненный смущенной скорби, я отвернулся от них и увидел два неподвижных иссохших трупа на других столах. Наклонился над изнуренным восковым лицом Тэнзи, всмотрелся в ее закрытые глаза. Затем поцеловал тонкие мертвые губы. Умерла. И — в то же время — осталась жить.
— Август?
Молодая женщина повернулась ко мне с влажно сияющими глазами, протянула руки. — Август. Мое любимейшее дитя.
Я недоверчиво уставился на нее, глубоко внутри понимая, почему ушли Тэнзи и мой старый говорящий пес — которых я никогда не встречал до исчезновения родителей — присматривавшие за мной после смерти Анжелины и Дрэмена. Однако мои бессмертные родители, конечно же, и не думали умирать, само собой, не погибали в авиакатастрофе над Таиландом или от нападения эмоционально нестабильных К-машин, зачищающих вселенные — и, естественно, не выбывали из Состязания. Они просто спрятались, затаились у всех на виду, стали выдуманными сущностями, понятия не имевшими, кто они такие на самом деле.
— Мама, — прошептал я, смущенно вступая в ее прекрасные обнаженные объятия. Мой отец — по виду моложе, чем я сам — горделиво и прямо стоял чуть поодаль, одобрительно кивая.
Она сказала:
— Зови меня Анжелина, дорогой. А это, конечно же, Дрэмен. Боже, как ты вырос!
— С возвращением, старые пройдохи! — раздраженно сказал Марчмэйн. — Кстати, если вы не заметили, именно я сделал всю грязную работу. Эй, Тоби, что ты стоишь на месте? Давай созывай совет! И осторожней там со Schwelle, не прищеми себе задницу!
Тоби не шелохнулся, только отвел взгляд от возрожденной пары:
— Что ты имел в виду под семафором?
— Вселенная есть вычисление, — ответил я, — разве не в это вы 1зсе верите? Разве, как утверждает ваш Онтологический институт, не это лежит в основе основ истины реальности?
— О господи, теперь он заделался в философы! — закатил глаза Марчмэйн. — Да парень прямо-таки настоящий эрудит! В свободное от работы время. Кстати, вы двое, наверное, страшно голодны, так почему бы нам…
— Тэнзи могла производить свои психические чтения только в определенное время дня или ночи, которое смещалось на четыре минуты каждые двадцать четыре часа.
