Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
— Я и есть брат, но не члена Реввоенсовета, а вот член Реввоенсовета — мой брат.
Трое смотрели, вылупив глаза.
— Как так?!
— Ну таки посмотрите, громадяне! Я его брат, я иду до него. Чего еще надо революционному народу от старого и тихого евройда?!
— Мальчик не евройд… Не… Не евройд…
Первый из этих пахнущих кровью и грязью присел на корточки, быстро сцапал Петю за опять занывшее плечо, а другой рукой провел рукой по шее Пети.
— Тю! — разочарованно сказал он, не обнаружив креста. После чего первый шагнул в обход пожилого еврея и мальчика, остальные последовали за ним.
— Вовремя! — беззвучно засмеялся человек, оставшийся рядом с Петей. — Видишь, как вовремя мы сняли с тебя крест!
Петя начал испытывать доверие к этому человеку: доверие ребенка к сильному и умному, который знает, как надо делать. Вскоре ему предстояло много узнать об Исааке Каце: после смерти жены приехал с сыном из Шепетовки, чтобы заработать копеечку, застрял в Крыму. Сын пропал без вести, скорее всего убит уголовными бандами. Одинокий ремесленник Кац заботился о Пете как о сыне.
— Неудивительно, что психика малыша заблокировала эти воспоминания, верно? Тем более очень трудно помнить Исторический бульвар в Севастополе и при этом оставаться коммунистом.
— Родители… Они…
— Нет, это висели не они. Но зачем вы спрашиваете? Вы знаете это сами. Вспоминайте!
Петя напряг память, как только мог. Бульвар… нет, не бульвар. Крутая и узкая улица, сплошной камень булыжника, каменные дома. Что так стискивает со всех сторон? Множество людей нажимают, не дают дышать. Мама держит за руку, но между мамой и Петей — какая-то тетка, большой бородатый казак, еще кто-то. Стискивают, оттесняют… Мамина рука слабеет, выскальзывает из Петиной, толпа их отрывает друг от друга. Петю еще долго несет куда-то, швыряет вместе с толпой.
…а потом толпа редеет, Петя может идти, куда хочет, но мамы нет. Совсем нет, и вообще никого знакомого нет. Маленький Петя немного понимает, где находится… Маленький Петя идет в самое понятное, безопасное место: домой. Дома нет никого. Совсем никого, пустой дом. Странно, непривычно шумит город. С рейда слышны сирены: рев сразу многих сирен. Вечереет, никто не приходит. Нет ни кухарки, ни горничных. Темно и тихо в квартире… И в других окнах ни огонька. Петя сам зажигает свечи, ищет еду… Еды нет. Глаза слипаются, мальчик крестится на икону, ложится спать в свою кроватку. Та самая комната: плюшевый мишка… барабан… Он боится погасить свечу и встает опять перед иконой. Плача, жарко молится малыш, чтобы добрый Бог помог ему найти маму.
И словно исполняется молитва ребенка! Петя видит вдруг незнакомый ему большой город, узкую, как щель, улицу, нищенскую квартиру — мансарду. Женщина средних лет, в бедном заплатанном капоте, что-то шьет у окна. Мама? Пете трудно отнести к ней это слово. Он эту женщину не узнает.
— Какой это город? Париж?
— Вы же видите сами, Петр Исаакович. Не спрашивайте, смотрите сами. Вы сможете увидеться с родителями, если захотите, — потому что одна из многих ваших дорог теперь лежит и в Париж.
— И все же я для вас Исаакович…
— Не та мать, что родила, а та, что вырастила… верно? Но и то, что вы — Лопухин, тоже важно. Что вы знаете о Лопухиных?
— Лопухины… Лопухины… Петр Первый первым браком был женат на Евдокии Лопухиной… все верно?
— Да, верно. Вы — Петр Лопухин по отцу и Римский-Корсаков по матери. Вашего отца назвали в честь Николая Первого, а лично вы названы в честь Петра Великого. Петр Николаевич Лопухин, родственник русских царей.
Некоторое время Петя переваривал сообщение. Бадмаев наблюдал за ним с усмешкой.
— О Лопухиных вы, конечно, ничего толком не знаете, а жаль. Это очень многочисленный и в высшей степени достойный род. Это загадочный род, наделенный многими странными способностями. Например, Лопухины несколько раз делали совершенно удивительные предсказания. Один из ваших предков, например, предсказал время смерти Петра Первого — день в день, чуть ли не час в час. А другой предсказал лет за двадцать время окончания войны на Кавказе и сдачу в плен имама Шамиля.
— Поражения Врангеля они почему-то не предсказали…
— Механизм ясновидения есть не у всех членов рода, а у кого и есть — срабатывает не всегда. Это как совершенно любой другой талант: скажем, способность к живописи. Был крупный живописец и жил всю жизнь в родной деревне… Чего он только и кого он только там не рисовал! Но это все — рисунки ландшафтов, коров, сельских жителей: ведь ничего другого он не видел. А родственник сельского помещика, другой член того же рода, участвовал в историческом сражении, решившем судьбы всей Европы. Нам бы его рисунки! Изображения и самого сражения, и портреты исторических лиц…
Но ничего этого нет и в помине: родственник-то как раз таланта живописца не унаследовал. Он, может, вообще рисовать не умел, по какой причине и пошел в офицеры… В наше время его бы и научили, а тут он сам пытался рисовать, не получается… В деревне стоит полк — офицеры приятные, с ними весело, труба по утрам поет красиво… Вот мальчик и пошел в военные, участвовал в важном сражении. Но, как вы понимаете, ничего так и не нарисовал.
— Тогда могло быть и так, что офицер даже и умел рисовать, да его три дня назад обокрали и сперли все краски и кисти.
— Верно мыслите! Все могло зависеть от миллиона случайностей. Так и здесь: на одни исторические случаи нашелся свой предсказатель из Лопухиных, а на другие — не нашелся. И все. А талант в роду все равно живет и время от времени проявляется. Вот у вас он есть, потому вы так и занадобились НКВД. Что у фон Штауфеншутцов есть такие же способности, вы знаете.
— Интересно, а нас с Вальтером никто не предсказывал?
— Представьте себе, предсказывали! Одно из предсказаний вашей прабабушки — что ее правнук и его немецкий друг изменят судьбу человечества. Предсказание было сделано под Новый, 1900 год, когда вашей бабушке было за девяносто. Одни в предсказание не поверили, другие решили, что она перепутала внука и правнука и на самом деле имеется в виду участие вашего папы в русской революции… Никто ведь не знал, когда революция грянет… хотя что она будет, никто особенно не сомневался. Интеллигенция, по характерному для нее скудоумию, считала эту будущую революцию чем-то веселым и романтическим…
Ладно, Петя! Заговорились мы, а ведь вам надо подумать. Выпить хотите?
Петя прислушался к себе.
— Пожалуй, нет…
— Тогда просто гуляйте, думайте, отдыхайте. А с завтрашнего дня извольте начать тренировки. Будете вы пытаться изменить историю или нет — а осваивать новые навыки необходимо. Попробуйте немного перемещаться туда, куда хотите, полетайте… Только через стены — осторожнее!
— Петр Александрович, после того, что я вспомнил, решение пришло само — я хочу изменить течение истории.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 72
