— О Великая Пустота! О могучие Боги…
…Нет. Внутренний голос подсказывал, что сегодня от суеты отрешиться ему не суждено.
Снова поднялся шум — но не в соседнем номере, умиротворённом всерьёз и надолго, а в его собственном. В передней комнате, где помещались телохранители. Потом дверь бесцеремонно открылась, и в кабинет Мастера вошли двое бомжей.
— Валетам всех мастей наше с кисточкой! Пламенный физкульт-привет! Слышь, выпить нету?
Вот ведь назойливая мелкота, счастье их, что козырной масти. Ну да ничего, ничего, это ещё не последняя раздача…
— Вы что себе позволяете? — Мастер выглянул в комнату бойцов. — Руки чешутся или в каком другом месте свербит, а?
Оба телохранителя, оставшиеся на посту, лежали возле порога. Досталось им изрядно, по-настоящему.
— Да ладно тебе, дяденька, с ходу-то наезжать, — обиделся один из бомжей и выплюнул хабарик. — Эти твои борзые сами напросились. Мы им по-человечески, по-китайски, мол, здрасьте вам, мы по делу. А они нам: де, в таком виде не положено. Ну мы их и успокоили… Верно я говорю, Гавря?
— Истину глаголишь, Геныч, правду-матку, как на духу, — подтвердил тот, кого звали Генычем. Высморкался в два пальца и посмотрел на Мастера. — А дело у нас, Валет, значится, такое. Велено Тузом приватно тебе передать, что на той неделе в пятницу будет общий сбор. Время и место ты знаешь. А уж дальше кумекай сам… Ну всё, покеда, адью, чао-какао. Кстати, кофейком не угостишь?.. Ну и ладно, нам в другом месте водочки нальют… Всё, Геныч, пошли, а то что-то нам здесь не рады…
И, оставив на полу после себя окурки и плевки, гонцы удалились.
Мастер привёл в чувство бойцов и в который уже раз приблизился к алтарю… Нет, больше он к Великой Пустоте не взывал. Ему хотелось просто посидеть, держа обкуренную трубочку, посмотреть на сполохи свечей, не спеша, тщательно поразмыслить о том, какая складывалась ситуация.
Сказать, что она была непростой, значило ничего не сказать. Раз появился Джокер, значит, новая игра. Поэтому и общий сбор. Мысль о том, кого он на том сборе встретит, вызвала тошноту. Одна рожа битого короля чего стоит… А с другой стороны, не пойдёшь, презришь, не уважишь — и наживёшь новых врагов. Чего очень не советовал делать премудрый Конфуций. Конфуций знал, как у нас умеют не подавать руку. И подставлять ногу.
«На это у нас все мастаки… — Мастер вздохнул, не спеша затянулся и выпустил густой ароматный дым. — Нет, идти всё-таки надо. Сколько ни прячься, как ни меняй внешность, а король в конце концов все же выйдет на след. Лучше уж встретиться и расставить все точки над, Д». Всё одно, уже столько времени прошло, и тот опиумный клипер давным-давно превратился в дым. А потом, кто прошлое помянет, тому глаз вон. Ну да… А кто забудет — тому оба… — Мастер вздохнул и придвинулся к алтарю. — Простите меня, Боги, за скверные мысли. Сегодня дурной день. Завтра же поднесу вам дары, буду поститься и припаду к Пустоте…
Свечи на алтаре, казалось, услышали его — пламя дрогнуло, как на сквозняке, зачадило, едва не погасло, а потом дружно взвилось. Боги услышали Мастера. И подавали ему добрый знак.
«Вот всё и решилось. Иду». Он вдруг отчётливо понял, что с нетерпением ждёт новую Игру. Большую, рискованную и азартную, с правильной раздачей. Валет он, прах побери, или не валет? А если Боги будут милостивы к нему — очень может быть, что и козырный…
Козодоев. Не остынет
День был воскресный, благостный. Природа явно это чувствовала и торжествовала вовсю. В синем небе не было ни облачка, ветерок баюкал разомлевшие цветы. В такой день хорошо выкинуть из головы всё суетное, активно отдохнуть и набраться положительных эмоций на предстоящие будни…
Старший прапорщик Козодоев и старший лейтенант Сипягин этим, собственно, и занимались. Нет, они не взмывали на парапланах и не обкатывали в карьере новенький квадроцикл. По-настоящему, по-мужски работали руками и головой — приводили в божеский вид скособочившуюся баню. А та была хоть с виду и маленькая, но без смётки и опыта поди совладай. Подкопать, поддомкратить, реанимировать венцы, заменить гидроизоляцию и вернуть сруб на фундамент… Говорят, настоящий мужчина, помимо прочего, непременно должен выстроить дом. Или, по крайней мере, как следует отремонтировать. Так вот, облезлую милицейскую общагу было не узнать. Теперь это была не общага, а уважаемое общежитие. В котором не на головах ходили в пьяном угаре, а — жили. У особнячка появлялось всё больше сходства с дворцом, который маленький Вовик с мамой когда-то видели в Репине. Крыша в два слоя крыта суриком, на стенах — свежая штукатурка, в окнах — стеклопакеты, в сортире — импортные бактерии, прожорливые, как пираньи. Строго по отвесу выправлена ограда, а на воротах — красная звезда.
И всё это — стараниями Козодоева и Сипягина. Без толку сетовать на жизнь, сидя сложа руки и дожидаясь, чтобы кто-то осуществил твою мечту и поднёс тебе на блюдечке. Дулю! Не осуществит и не поднесёт. Мечту можно воплотить только собственными руками…
Собственно, поначалу вкалывал один Козодоев, остальные предпочитали крутить пальцами у виска. Однако пример оказался заразительным. Во всяком случае, для Сипягина. А вот Кузнецов и Сергеев вообще постепенно перестали показываться. Кто-то видел их у китайцев — грязных, опустившихся, занятых самой подлой работой…
Что ж, у каждого свой путь.
Солнце между тем поднялось высоко. Сипягин стряхнул пот со лба, с удовольствием оглядел баню, потом повернулся к Козодоеву:
— А что, Сергеич, стало как надо, перед ужином можно будет и попариться… Кстати, не в курсе, что там Иваныч состряпал?
Две недели назад, основательно подковавшись теоретически, они переложили нещадно дымившую печку. Бережно высушили, потом стали топить — и дедушка-партизан, ни слова не говоря, взялся за ухваты.
— Щавель в огороде собирал, это я видел… — почесал в затылке Козодоев. Тоже вытер лоб и кивнул: — Э, а вон и сам Иваныч, лёгок на помине. Это хорошо, долго жить будет.
Действительно, на высоком крыльце показался хозяин дома — Григорий Иванович. Всё в тех же полотняных штанах и длинной рубахе, похожий на святого угодника. И по обыкновению, не один. Рядом с его бородой торчала борода Георгия, такая же белая и торжественная.
— Ты только глянь, как поставили-то ладно, — посмотрел старец на баню, потом — с одобрением — на вспотевших офицеров. — Обед готов, архаровцы, можете идти жрать. А можете и нас дождаться, мы, Бог даст, скоро. В общем, хлёбово в чугунке, скоромное в латке, запивка в бадье на холодке доходит… Не маленькие, разберётесь!
Вот уже которую неделю, большей частью по выходным, Григорий с Георгием ходили в народ. На площадь, к заблудшим, к угодившим в бесовскую стихию. Иваныч не по годам ловко забирался на постамент к отставному вождю и вещал оттуда, словно с амвона. Если бы доктор Эльза Киндерманн могла его слышать, она точно вспомнила бы пророчества Мрачной Веледы. Старец Григорий предрекал скверну, погибель, прегрешения и всеобщий конец. Георгий звенел антикварным колокольцем, натягивал цепь и с удовольствием подбирал окурки. Народ подходил, радуясь бесплатному цирку. Милиция же к Иванычу не приближалась на пушечный выстрел — чего доброго, потребует арендную плату.
