Удивившись заново обретенной пустоте, Дорьян понял, что должен сделать кое-что еще. Он должен исцелить дарованный миру свет.
— Отныне и навеки путь сюда закрыт для князя Тьмы и его клевретов, — обратился он к Пространству, вкладывая в слова всю свою силу. — Закрыт навеки! И эликсир Иб более не существует. Свет, отобранный тенью у мира, пусть вернется на свое место. Навсегда!
Глава двадцать девятая
Маэва толкнула дверь палаты, в которой хранился эликсир Иб, однако с тем же успехом можно было попытаться столкнуть с места глыбу промерзшего гранита.
«Все оказалось бесполезным — и рабство Лилы, и мое бегство, и наше путешествие. Я отдала камень дримвенов и теперь осталась одна. Холодно. Как же здесь холодно. Значит, я погибну от холода».
Она посмотрела на ковшик, которым Дорьян зачерпнул эликсир. Если она выпьет, то сумеет оставить насквозь промерзшую палату. Однако Маэва слишком хорошо помнила все, что видела зрением эбровена, когда лорд Морлен захватил власть над ней. Она не станет пить эликсир Иб. Она не посмеет марать мир форм: дорогой и милый ей мир, в котором ей выпало провести короткое, но такое полное событий время, в котором она жила, дышала, двигалась, пела и любила.
Пела.
Маэва попыталась вспомнить песню дримвена. Мелодия эта постепенно наполнила ее своим негромким, но могучим звучанием.
Маэва упрямо подняла голову кверху. Пусть смерть придет к ней быстро или еще помедлит, но, ожидая ее, она будет петь о жизни. Она не позволит себе провести в отчаянии последние оставшиеся ей мгновения.
Возвысив голос, она запела. Запела так, как если бы все остальное вокруг не значило ничего… как если бы свет рядом с ней не превращался в серую жижу; как если бы она стояла на земле с Яспером и Девином и плела венки; как если бы камень дримвенов по-прежнему оставался в ее руках; как если бы ее дыхание не относило морозными клубами к горшкам, вмещавшим эликсир Иб.
Эстер не понимала, каким образом можно было объяснить происходящее. Как только они с Джемом собрались вернуться в зачарованное здание, обнаруженное ими на окраине Замка, она вдруг увидела это сооружение целиком, во всей красе. Более того, она вспомнила, что неоднократно бывала в нем.
— Дом-на-рубеже! — воскликнул Джем.
— Действительно.
Свет лился наружу из ярких витражей окон, сверкавших так, как если бы в доме восходило само солнце. Эстер с благоговейным трепетом приоткрыла дверь. Пол в вестибюле, где буквально только что она заметила пятно крови, оказался чистым. Врезанные в пол самоцветы своим блеском слепили глаза. Не веря себе, она посмотрела на то место, где совсем недавно лежали трое людей.
— Они исчезли, — проговорил Джем.
— Исчезли, — согласилась она.
Маэва открыла глаза под палящим солнцем. Слева от нее шевелились Сара и Дорьян, начинавшие просыпаться. Сев, она осмотрелась — вокруг были только оранжевые камни и песок.
— Мы вернулись назад в пустыню!
Мысль эта восхитила ее. Значит, она не осталась заточенной во владениях князя Тьмы. И не ждет более смерти на холодном полу. Она скатала одеяло, открыв песок, на котором спала.
Сара и Дорьян наконец проснулись. И, не вставая, принялись хохотать.
— Какой это был сон! — сказала Сара, когда они наконец успокоились.
— Это был не просто сон, — негромко напомнил Дорьян.
Он показал ей на оставшийся на одеяле кривой нож, пепельное лезвие которого сверкало ослепительным светом. Сара взяла его в руку. Простая и гладкая рукоятка в точности соответствовала ее руке, и лезвие в точности повторяло цвет ее ошеломленных глаз.
Серых глаз!
Маэва посерьезнела. Цвет глаз Сары теперь почти такой же, как у Морлена, хотя оттенок несколько мягче. Неужели она стала эбровеной?
Повернувшись к Дорьяну, Маэва ощутила, что не верит тому, что видит. На нее смотрели теперь серые глаза брата.
— Все в порядке, — сказал ей Дорьян.
Однако Маэва в сомнении отодвинулась от него. Они пили эликсир Иб. Ей нужно прикоснуться к обоим, чтобы проверить. Однако что делать, если окажется, что оба они превратились в подобия Морлена?
Поднявшись, она положила руку на плечо Сары. Подобное ощущение ей удалось испытать только однажды, когда по дороге в Мантеди она прикасалась к стручкам гороха: тогда таившаяся внутри стручка жизнь поразила Маэву своей полнотой. Сара тоже напоминала стручок, настолько переполняла ее жизненная сила. Но было и различие: любое семя безвредно и невинно — в Саре же угадывалась опасность. Как в яде, который может оказаться и отравой, и лекарством.
Маэва прикоснулась к Дорьяну. С ними было проще — она ощутила только переполнявшую его любовь.
— Не понимаю. Что случилось? Где вы были? Что это за нож? Откуда он взялся?
В прорехе блузки Сары виднелась только тонкая линия на ключице, синяки на ее лице и шее сделались едва заметными.
— Ты исцелилась.
— Мы побывали в пространстве начал, — сказал Дорьян. — Этот нож Сара создала из первооснов.
Маэва не понимала, о чем он говорит. Он поглядел на Сару.
— Прости меня, Сара, — проговорил он.
— Из первооснов? — Сара провела пальцем вдоль лезвия.
— Предание дримвенов утверждает, что таких существует всего три, — проговорил он. — Сара, прости меня.
— Так ты говоришь, из первооснов? — опять не ответила она.
— Мы находились в пространстве первооснов, — повторил он. — И ты создала себе оружие из их материи. Посмотри на него, Сара. Этот нож и есть ты. Таким и должно быть оружие Духовного воина.
— Пространство первооснов? — спросила Сара. — Значит, все это было в пространстве первооснов?
— Да, именно там. Сара, я хочу попросить у тебя прощения.
Сара положила нож на колени.
— Прощения, Дорьян? И за что же именно? За то, что не отдал меня на растерзание птицам Иб в те первые дни, которые мы провели в Замке? Или за то, что не оставил меня умирать на плоту посреди океана? Или за то, что исцелил меня в пространстве начал?
Сложив руки на груди, она с королевским достоинством поклонилась, а потом посмотрела ему в глаза.
— Да, Дорьян. Я прекрасно помню все, что ты для меня сделал. — Она улыбнулась. — И прощаю тебя за это.
Маэва ощутила прикосновение печали. Глаза Сары прежде были совершенно особенными, в них играла морская синева, а теперь они сделались серыми.
Улыбнулся и Дорьян.
— Спасибо тебе. Но сожалею я не об этом. Я не имел права все эти ночи без разрешения входить в твои сны и переносить тебя в свою рощу. В этом моя вина.
— Теперь я тебе разрешаю это. И сегодня, и завтра, и во все последующие дни, а также вчера и во все дни, которые были перед этим. Вот так.
