Он разгибает большой палец. А затем протягивает мне раскрытую ладонь.
— Не знаю, как все это оценить. Может, у тебя есть пара идей о том, как рассчитаться с нами? Ведь иначе нам придется получить кое-какую информацию силой, нам не останется ничего другого. Информацию, которая принесла бы мне большее удовлетворение, нежели та, что ты обо всем позаботился. Понимаешь, к чему веду?
— Понимаю. Услуга за услугу, или вы напустите на меня Тома и Хёрли.
Терри кладет руку на стол.
— Прекращай, Джо. Общество — это прежде всего коллектив. И моя задача в том, чтобы каждый чувствовал себя здесь счастливым. Если бы я решал только за себя, я бы принял твои слова на веру, мы бы пожали руки и, возможно, я бы попросил тебя угостить меня пивом. Ты же меня знаешь.
— Я тебя знаю, Терри.
Он ухмыляется.
— Это точно. Итак.
Ухмылка испаряется с его лица.
— Выкладывай все, Джо.
Я вынимаю коробку из кармана и кладу ее на стол. Открываю ее. Он смотрит на зубы. Переводит взгляд на меня и недоуменно поднимает брови.
— Это бомба, Терри. Поставь таймер, и зверь выйдет на охоту.
Я рассказал ему не все. Но многое. И этого было для него достаточно. Это его удовлетворило.
— Какого хрена?
Том и Хёрли прохлаждаются на тротуаре, когда меня выводит Терри.
— Не кипятись, Том.
— Куда это намылился наш любитель отсосать?
— Он просто идет своей дорогой, как и все мы, Том.
— На хрен его дорогу! Ты не можешь вот так…
— Остынь! Понял? Если хочешь занять место начальника охраны, тебе нужно научиться уступчивости и тонкости в некоторых случаях.
— К черту эту уступчивость. Ты не можешь принимать решения за всех нас. Необходимо слушание и голосование.
Я вынимаю сигарету.
— Знаешь, Том…
И закуриваю.
— Ты просто вшивый любитель анархистов.
Его рука ныряет в карман и вынимает револьвер, который он забрал у меня. Однако прежде, чем он успевает нацелить его на меня, оружие оказывается у Терри в руках. Сам Том лежит на земле. Терри внимательно смотрит вниз.
— Джо сейчас уйдет, Том. Он чист. Вот как это сейчас произойдет. И никакого голосования. Хёрли, занеси его в дом.
Хёрли помогает Тому подняться, и вместе они направляются к двери. Весь путь Том не поднимает глаз от тротуара, слезы гнева и ярости стекают по его щекам.
Я наблюдаю за ним, пока они не скрываются за дверью, затем перевожу взгляд на Терри.
— И все-таки ему еще многому следует научиться.
Он наклоняет голову и пожимает плечами.
— И иногда приходится примерять на себя маску тирана.
— Естественно.
Я киваю ему на руку.
— Это мой револьвер.
Терри смотрит на оружие и затем отдает его мне.
— Будь с этим осторожен.
Я отправляю револьвер в карман.
— Как всегда.
Я направляюсь вниз по улице. Он кричит мне вслед:
— Кстати, как насчет этого «нечто», которое торчало все время здесь и подтирало за собой следы? Ты узнал, кто это?
— Только собираюсь.
— Дай мне знать.
Я останавливаюсь и оглядываюсь назад.
— Чуть не забыл, Предо справлялся о тебе. Не знал, что вы, парни, друг друга знаете.
Терри снимает очки и вытирает линзы о свою фирменную футболку.
— Что ж, проживи с моё, будешь знать не только его.
— Где-то я уже это слышал.
Он вновь в очках. Машет рукой и входит в здание.
За углом Лидия преграждает мне путь.
— Она хочет увидеть тебя.
Я потираю лоб.
— Позже. Мне еще нужно кое-что уладить.
— Когда?
— Скоро.
Она кивает и вручает мне адрес.
— Она многое пережила.
— Как скажешь.
— Конечно, как скажешь ты.
Я направляюсь на запад к авеню Эй, где можно поймать такси.
— Джо.
Я не останавливаюсь.
— Что?
— На полном серьезе, я не люблю мужчин.
Я продолжаю шагать, пусть разговаривает с моей спиной, сколько ей вздумается.
— А нормальных мужчин я люблю еще меньше.
Иду и раздумываю о том, чем мне стоит заняться сейчас.
— Только ты должен вести себя со мной поосторожней в эти дни. Нам еще с тобой много общаться.
Я оборачиваюсь.
— Тогда мне будет на что надеяться?
Она смеется.
— Если ты будешь все еще жив, Джо.
— Проходи, Саймон.
Я вхожу. Сажусь на пол в комнате Дэниела и принимаюсь наблюдать за тем, как он ест. Он сидит, скрестив ноги, и сжимает большим и указательным пальцами крошечную чашку. В нее поместилось бы не больше столовой ложки чего-нибудь с горкой. По мере того как развивается наш разговор, он подносит чашку к губам, окунает их в кровь, а затем облизывает их языком, таким же бледным, как и его полупрозрачная кожа. Он указывает мне на чашку.
— Может, присоединишься?
Я смотрю на крошечный сосуд из топкой меди в его руках.
— Почему бы и нет, может, это из моих запасов.
Он подносит ее к носу и глубоко вдыхает.
— Да, думаю, это так.
Он предлагает ее мне.
— Закончи ее за меня, я уже сыт.
Я принимаю этот крошечный наперсток и глотаю кровь. Она хороша.
— Ты скажешь мне, зачем, Дэниел?
Он кивает.
— Но сначала я задам тебе свой вопрос.
Я пробегаюсь пальцем по дорожке крови, оставшейся на стенке чашки, и слизываю ее с пальца. Затем ставлю чашку на пол прямо между нами.
— Давай же.
— Как это было?
— Что?
Я не свожу глаз с пустой чашки.
— О, я тебя умоляю, Саймон. Можешь строить из себя полную невинность с кем-нибудь другим, но только не со мной. С нами это, знаешь ли, не прокатывает. Как это было?
На ум мне приходят мои последние ощущения: голод, сильнейший голод; спазмы и невыносимое жжение, которые его сопровождали. Я чувствовал себя абсолютно беспомощным. И я чувствовал эту блестящую, невыразимость мирского бытия, когда висел всего лишь на волоске от смерти.
