«Сегодня ночью иракские войска перешли границу Кувейта и вторглись на территорию этого небольшого арабского государства. Согласно поступающим сообщениям, малочисленная кувейтская армия оказывает сопротивление силам вторжения. Как передал из Кувейта корреспондент ТАСС…, столица страны подверглась ракетному обстрелу и бомбардировке с воздуха. По данным агентства Рейтер, утром иракские войска вошли в город, заняли дворец эмира и аэропорт. На улицах появились иракские танки…»
ТАСС
МНЕНИЕ ОБОЗРЕВАТЕЛЯ
«…Да, повторяю, Багдад, по моему мнению, не прав. Но давайте немного отвлечемся и задумаемся, а почему он все-таки рискнул на такой шаг? И поневоле вспомнится не столь уж давнее вторжение американских войск в Панаму. Когда Вашингтон по праву сильного оккупировал страну, отказавшуюся подчиниться его диктату…»
В. Виноградов
В этот раз они никуда не спешили и не гасили свет. С радостью первооткрывателей, нашедших сокровище, они смаковали каждый момент своей близости. Обладая Таней, Лейтенант разглядывал пленительные линии ее девичьего тела. Он касался ее груди, бедер, лица, брал в руки волшебно-упругие ягодицы, целовал — то нежно, то страстно — ее губы, шею и глаза. В свою очередь, Татьяна сегодня почти не закрывала глаз — даже во время длинных и сладких поцелуев. Сегодня, когда они одновременно получили оргазм и растворились друг в друге, им показалось, что они достигли наивысшей точки счастья и что подобное нельзя повторить. Но уже спустя короткое время они с радостью понимали, что ошиблись, что волшебная сторона настоящей любви как раз и заключается в том, что в ней невозможно достичь вершины. Что, благодаря дарованному Богом редким избранникам чуду, идеальным парам никогда не приходится испытать трагедию разочарования и пресыщения. Насладившись друг другом в очередной раз, они лежали обнявшись. Сладкий пот их тел смешивался, создавая неповторимый, свойственный лишь им двоим запах страсти. Аромат, который сильнее любых духов, который и двадцать лет спустя способен вызвать у любящих друг друга волшебный огонь желания.
— Мне сказали, что с тобой и Сашка прилетел? — наконец поинтересовался Лейтенант, лежа на боку и раз за разом проводя рукою от Таниной груди до колена приподнятой ноги — стройной и гладкой как атлас.
— Ну надо же, товарищ разведчик, как работают ваши информаторы! — изобразила поддельное восхищение его юная любовница. — Впрочем, полученные вами данные являются далеко не полными! Если хотите, я могу предложить гораздо более длинный список компрометирующих контактов с особями мужского пола! Кстати, их как-то сортировать? Двадцатилетних отдельно от сорокалетних? Женатые не в счет?
Лейтенант подумал и согласился:
— Пожалуй, сорокалетних и женатых можно не упоминать!
— А если они, бесстыжие, все равно пристают? Вот, например, приятель моего папаши, с которым они в училище в одном взводе были… Думаешь, он по-отцовски меня по коленке гладит?
— Нет, — подумав, отозвался Лейтенант, — таких подробностей мне не надо!
— А в таком случае вы, мой любимый и сладостный юноша, избавьте меня от ненужных вопросов! Не надо требовать того, что не способен переварить! Ну не дуйся, глупенький! Как ты можешь ревновать меня к кому-то? Встретив тебя, я перестала реагировать на других мужчин! Это как прививка! Я не верю, что мне с кем-нибудь может быть так же хорошо! И в постели, и вне ее! К тому же я ужасно боюсь потерять тебя, обидчивого ребенка, из-за своей же женской глупости! Так что не волнуйся: я твоя навеки! А ты, между прочим, мой!
— И все-таки, чего Сашка возле тебя крутится?
— Потому что он никак не может поверить, что нашлась хоть одна фемина, у которой не возникло мгновенного желания отдаться ему — очаровашке и красавчику! И потому что он протоптал дорожку к моей маме: она, в отличие от своей дочери, в восторге от его подхалимажа!
— А к папе?
— И к папе тоже! Папа считает, что, как ни пойди дела в Советском Союзе, «этот талантливый юноша, — она перешла на бас, копируя голос замполита Фридриховского, — достигнет всего, что положено! И при любом общественном строе!»
— Похоже, — угрюмо прокомментировал Лейтенант, — Сашке лучше было стать дипломатом! Чего тогда в МГИМО не подался?
— А вот ты моих родителей насторожил! Мама считает, что как мужчина ты гораздо привлекательнее нашего мажорчика! Я, кстати, вполне разделяю это мнение! И вообще, думаю, что ты самый лучший парень в мире! Но и ей, и папе кажется, что ты слишком прямолинейный и легко наживаешь врагов! С их точки зрения, лучший муж — это все-таки тот, которого любят многие, а не одна жена! Вдобавок, Сашка — сын генерал-лейтенанта, а не…
— А не профессора-интеллигента! — без малейшей обиды закончил за нее Лейтенант. — Да, хуже этого пункта в анкете могут быть лишь родственники за границей!
— А что, есть?
— Были…
Они так и уснули в жарких объятиях друг друга. Танина растрепанная головка покоилась на плече Лейтенанта. Его рука осталась лежать на бедре любимой.
В этот раз он не почувствовал приближения приступа. Не было постепенно нараставшей ломоты в мышцах и суставах, рези в глазах и, наконец, огромной мухи на кухне. Рев цирка ворвался в его сознание внезапно. Так бьет в ничего не подозревающий берег волна цунами — неудержимая и могучая. В панике он подумал, что с его глазами что-то неладно: мир виделся как будто сквозь большую замочную скважину. Но тут Лейтенант понял, что опять бредит и что в бреду смотрит на окружающее через забрало тяжелого шлема. Оглядевшись, он увидел, что находится в строю гладиаторов. В этот раз все они — а их было около сотни — были одеты в тяжелые доспехи «триария» — тяжело вооруженного римского легионера. На каждом был округлый шлем с гребнем, панцирь с прикрывающими грудь металлическими пластинами или — как на Ретиарии — кольчуга. Ноги и руки гладиаторов прикрывали металлические доспехи на подкладке. Все они держали в руках скутумы — большие, тяжелые прямоугольные римские щиты из досок, кожи и бронзовых бляшек. Каждый был вооружен копьем и обычным мечом римского пехотинца — коротким и острым испанским гладиусом. У всех находившихся вместе с ним на арене Циркуса Максимуса были тоскливые глаза приготовившихся к тяжелому испытанию мужчин.
— Не надо было тебе есть эти бобы, Фирмус! — с тяжелым германским акцентом пробормотал стоявший слева гладиатор. — Теперь твоя вонь напоминает мне о смердящем трупе распятого христианина!
— Эээ, Спикулус, да ты перепутал, братец, — ответил стоявший позади Фирмус с прекрасным римским выговором, — это разит от твоей немытой жопы! Но знаешь, что делает нас почти братьями?
— То, что мы одинаково воняем от страха? — поинтересовался еще один гладиатор, принимая участие в шутливой перепалке, призванной снизить совсем не шуточное напряжение.
— Нет! — со смехом ответил Спикулус, почесывая черенком копья кудлатую бороду под кожаным ремешком металлического шлема. — То, что мы оба спим с Фаустиной — молодой шлюхой-фракийкой из кабака у Эсквилинских ворот!
