Хосе, похоже, что-то устанавливал и был сосредоточен на том, что делал. Он быстро кивнул нам, а затем вернулся к работе. Вместо бочек из нержавеющей стали в этой комнате у задней стены стояли очень большие деревянные ферментаторы. Пока он водил меня по комнате, я слушала, как Грейсон описывал различные функции оборудования, обращая внимание на его описания, но также отмечая энтузиазм, исходящий от всего его тела. Ему это нравилось. Мне хотелось отойти в сторону и просто смотреть, как он двигается, его глаза светились гордостью, а широкие плечи были расправлены. Казалось, он был полон энергии.
— Хосе устанавливает новую машину для сортировки ягод в шейкер, — сказал он. — Одна из первых вещей, которую я заказал на щедрые инвестиции Дэллэйер.
Я тихонько засмеялась.
— Хорошее вложение, похоже, — я изучала его мгновение. — Твой отец гордился бы тобой, Грейсон.
Очень неожиданно на его лице появилось выражение, которое сделало его похожим на маленького мальчика — застенчивого и уязвимого. Он засунул руки в карманы джинсов и покачнулся на пятках.
— Думаю, так бы и было, — мягко сказал он, наконец, гордо улыбнувшись в ответ. — Хочешь посмотреть, где хранятся бочки для выдержки?
Я улыбнулась и кивнула, понимая, как сильно он все еще страдает от осуждения отца. Я понимала его больше других, но по какой-то причине мне было невероятно грустно. Грейсон взял меня за руку и повел к двери в задней части комнаты. Воздух стал неожиданно прохладным, и света почти не было. Грейсон шел впереди, а я за ним по длинному цементному коридору. Когда он расширился, я увидела там ряды бочек, нагроможденных друг на друга. В воздухе стоял резкий запах дерева. Я вдохнула в легкие влажный земляной воздух.
— Это бочки, сделанные из французской и бургундской древесины, — объяснил он.
— Хм, — хмыкнула я. — Как долго вы выдерживаете вино?
— Это вино выдерживается пять лет. Оно почти готово к розливу. Что, опять же, благодаря инвестициям Дэллэйер, теперь может произойти, — итак, вино было помещено в бочки сразу после того, как его отец заболел. Одно из последних дел, сделанных здесь, на винограднике Хоторна. До сих пор.
— Вы будете разливать его здесь?
— Будем, — сказал он, — как только прибудет моя новая машина для розлива.
— Я и не знала, что в этот процесс вложено столько сил, — размышляла я, оглядывая бочки.
— Я только что показал тебе, как обрабатываются плоды. Еще больше входит в само виноделие. Когда-нибудь я покажу тебе и это.
Когда-нибудь... и все же мои дни здесь сочтены.
Прежде чем успела задуматься об этом, я поняла, что Грейсон придвинулся ближе ко мне. Я втянула воздух, заметив выражение его лица. Даже в тусклом свете я видела огонь в его глазах. Сделав шаг назад, я вжалась всем телом в цементную стену позади меня. Его руки оказались по обе стороны от моего лица, и он наклонился ко мне. Воздух в этой комнате был таким прохладным, а его губы напротив моих казались особенно теплыми и очень мягкими.
— Ты такая теплая, — пробормотал он, очевидно, думая о том же.
Наклонившись, он провел языком по моим губам, и со стоном я открылась для него. Он поднес руки к моему лицу, а я обхватила его за плечи, чтобы не сползти по стене.
Почему его поцелуй воспламенял меня так, как он воспламенял, и в то же время расслаблял каждый мускул моего тела?
Его поцелуй был полон уверенности, его тело было таким теплым и твердым, когда он прижимался к моему. Он провел языком повсюду: по чувствительному небу, по внутренней стороне щек, по зубам, а затем вернулся к языку, словно стремясь познать каждый уголок моего рта. Я попыталась сдержать стон, который вырвался у меня из горла, но это было напрасным усилием. Прижимаясь к нему, я снова застонала, пульс настойчиво бился между ног, чувствительные соски восхитительно терлись о его твердую грудь.
Я уже целовалась с мужчинами — ну, может быть, некоторые из них были скорее мальчиками, чем мужчинами, но вдруг я поняла, что нет, меня никогда не целовали. Так, чтобы поцелуй вызывал такие чувства. Меня никогда, никогда не целовали так.
— Ты, — сказал Грейсон, оторвавшись от моих губ, — такая вкусная. Не могу насытиться тобой.
И затем, слава Богу, он снова наклонился и поцеловал меня, его язык скользнул в мой рот, а я провела руками по его стройной, мускулистой спине. Он был так прекрасно сложен, такой широкоплечий и высокий, такой крепкий. Меня пронзила дрожь от ощущения незнакомых очертаний его мужественного тела. Я хотела знать каждую его часть, каждую впадинку и твердую плоскость. Я чувствовала, как его эрекция сильно давит на мой живот, и это вызвало прилив возбуждения в моей крови.
Переместив руку вниз между нами, я провела ею по твердой выпуклости спереди его джинсов. Он дернулся, вжимаясь в мою руку.
— Кира, — прохрипел он, — я должен остановиться. Боже, помоги мне, если я не сделаю этого сейчас, то уже и не смогу.
Я задрожала. И чувствовала то же самое, почти хотела умолять его не останавливаться, взять меня прямо здесь, у этой холодной стены. Но нет, Хосе был прямо за дверью. Он мог вернуться сюда в любую минуту. Когда я отдамся Грейсону, то хочу, чтобы у меня было много времени, и я хочу, чтобы это было в постели.
Грейсон отошел от меня, и мой взгляд скользнул вниз, к свидетельству его возбуждения. Спереди его джинсы выглядели натянутыми и заполненными. Я сглотнула, очень желая снова почувствовать его в своей руке.
Да, я хочу его. Хочу его с ноющим отчаянием, которое пугает и возбуждает меня до безумия.
Думала, что смогу противостоять ему, но недооценила ту силу, которой он обладал, когда не только соблазнял, но и позволял мне увидеть нежную сторону своей личности. И сейчас у меня не было никакого желания сопротивляться.
— Нам пора возвращаться, — сказала я, как можно лучше приглаживая волосы.
Он изучал меня несколько ударов сердца, прежде чем одним пальцем убрал с моей щеки выбившийся локон волос.
— Останься со мной на ночь, — прошептал он. — Приходи ко мне в постель, Кира.
Страх и желание одновременно закрутились в моем животе. Это было бы игрой с огнем. Я знала, что так и будет. И все же... Хотела этого.
