меня.
— Как? — спрашиваю я, но тоже улыбаюсь.
Его пальцы нежно впиваются в мою плоть.
— Ты точно знаешь, как… как раньше.
Да. И мы оба знаем, что произошло тогда, после еды на вынос, прямо здесь, на этом самом диване.
— Упс, — говорю я.
Он проводит рукой по моему бедру и под моей рубашкой, его рубашкой, по моему голому бедру.
— Ты не надела трусики.
Я придвигаюсь ближе, но не раздвигаю ноги. От его прикосновения по моему телу пробегают мурашки.
— Нет, — говорю я. — Но мне кое-что интересно.
— Расскажи мне, — говорит он.
— Что сказала твоя семья? О том, что ты согласился на эту трехмесячную работу здесь?
Его рука замирает на моем бедре, его ладонь упирается прямо в верхнюю часть бедра. Всего в нескольких дюймах.
— Иден, — говорит он.
Я одариваю его невинной улыбкой.
— Ну же, мне действительно интересно.
— Они были удивлены, — говорит он и откидывается на спинку дивана. — Но, думаю, после того как они подумали, им стало понятно, что я могу захотеть сменить обстановку. Знаешь, после всего.
— Я понимаю, — говорю я. — Мои родители почти ожидали, что я уеду после всей этой истории с Калебом и Синди.
— Держу пари, они рады, что ты этого не сделала, — говорит он, и я киваю. Мы с родителями близки. Они еще не знакомы с Филлипом, но определенно слышали о нем.
Его пальцы выстукивают медленный ритм по моему бедру.
— Тесс все время заставляла меня рассказать ей, почему я переезжаю.
— Правда?
— Да. Она как ищейка, когда чует секрет.
Я придвинулась ближе к нему, приподняв бедра.
— А ты? Рассказал ей?
Филипп ухмыляется.
— Да. В конце концов.
— О.
— Сначала она удивилась, а потом приняла это. Когда меньше всего этого ждешь, — сказала она, — тогда и находишь.
У меня перехватило дыхание.
— Да. Должна сказать, я не ожидала встретить тебя во время своего медового месяца.
Он хихикает.
— Я тоже не ожидал, детка.
— Но я рада, что встретила.
— Я тоже, — мягко говорит он. Его рука проводит по моему животу, но не опускается ниже. Я снова наклоняю бедра вверх. — Прикоснись ко мне, — говорю я.
Он хихикает.
— Босс, не так ли?
— Я к этому иду, — говорю я, и это правда. С Филиппом нет ничего запретного. Ни одной темы для разговора, ни одной шутки, ничего, что я могла бы захотеть исследовать. Он готов на все это, отдавая так же, как и я. Такой свободы я никогда не испытывала.
Он расстегивает пуговицу на рубашке, обнажая меня полностью. Я наблюдаю за ним, а он — за мной. Воздух на моей коже прохладный, но его взгляд горячий.
Пятницы обычно проходят именно так. Он приезжает в город после рабочей недели, и мы празднуем начало выходных именно так. Дома, предаваясь наслаждению друг другом.
Затем мы проводим субботы и воскресенья, исследуя окрестности, ходим за продуктами или смотрим фильмы.
После каждого уик-энда я с еще большим нетерпением жду следующего. Для него.
Пальцы Филиппа начинают дразнить и поглаживать меня, как раз там, где мне нужно, и мои глаза полузакрываются. В моем теле все еще сохраняются остатки прежнего удовольствия, я чувствительна, и не сразу мое дыхание учащается.
— Ты такая красивая, — бормочет он. — Это сжимает мое сердце, все время, черт возьми.
И я верю ему.
Потому что я чувствую к нему то же самое. Неважно, когда я вижу, как он просыпается по утрам, или когда мы болтаем во время долгих поездок на машине, или даже когда он сосредоточен на рабочей электронной почте.
— Вот так, — бормочет он и вводит в меня палец. — Боже, какая ты красивая.
Моя спина начинает выгибаться. Его пальцы ускоряются, кружась, поглаживая и накачивая, а затем он наклоняется и проводит языком по моему клитору.
Я кончаю.
Он гладит меня до конца.
Я медленно возвращаюсь в себя, мои ноги все еще раздвинуты на его коленях, а его рубашка наполовину расстегнута и сбилась вокруг моей груди.
Его руки успокаивающе гладят мои бедра.
— Вот и все.
— Вау, — шепчу я и смотрю в его теплые глаза. Темно-синие, жидкие, а в уголках его губ притаилась мягкая улыбка. — Я люблю тебя.
Его руки приостанавливаются. Мои слова повисли в воздухе между нами, осязаемые, мерцающие. Которую можно принять или отвергнуть.
Он сжимает губы.
— Правда?
— Да, — говорю я. Мои волосы в беспорядке, я полуголая, и я чувствую себя более похожей на себя, чем когда-либо за долгое-долгое время. — Ничего страшного, если ты еще не дошел до этого или не хочешь говорить. Но я хочу, чтобы ты знал, что я чувствую.
— Правда? — спрашивает он.
— Да, так сильно, что я не знаю, что со всем этим делать. Это застало меня врасплох… но мне это также нравится.
Он сдвигает нас, так что он наполовину лежит на мне. Его лицо близко к моему, и его вес на мне восхитителен.
— Иден, — бормочет он и целует меня. — Иден, черт.
— Все в порядке, — говорю я. — Все в порядке. Это ничего не меняет.
— Дело не в этом. — Он прижимается головой к моей шее. Долгое время он не двигается, и я чувствую, как быстро бьется его сердце о мою грудь.
Потом он поднимает голову, и его глаза стекленеют.
— Я тоже люблю тебя. Люблю гораздо дольше, чем предполагал. Это подкралось ко мне, сначала медленно, а потом так быстро, что я не успел опомниться.
— Правда? — пробормотала я.
Он кивает, и его рука поднимается, чтобы коснуться моего лица.
— Да. Не думаю, что я когда-либо испытывал это или чувствовал так много раньше.
— Не так, как сейчас, — говорю я.
— Не так, — соглашается он. — Я знаю, как больно бывает, когда все рушится. А сейчас? Чувствовать себя так? Не думаю, что смогу справиться с этим, Иден. Если бы я потерял тебя.
Я обхватываю ногами его бедра и прижимаюсь лбом к его лбу.
— Ты не потеряешь.
— Нет?
— Нет, — пробормотала я и зарылась пальцами в его волосы. — Кроме того, это, ты и я? Это приключение. Мы уже бывали в таких.
— Бывали, — соглашается он и проводит губами по моим губам. Они горячие. — Но это были походы в лес и наблюдение за вылуплением морских черепах.
— Так что, возможно, это нечто большее, — говорю я. — Я также знаю, каково это — быть раненным.
— Я знаю, что знаешь, — говорит он, и в его голосе слышится страдание. Он уже несколько раз говорил мне, что я должна указывать на Калеба, если мы увидим его в городе. Не то чтобы я знала, что он сделает, если
