Ознакомительная версия. Доступно 129 страниц из 642
любит ее.
А мне-то говорил! Проскользнули здесь и ревность, и грубая мысль о полной зависимости от почти незнакомого мне человека. Я почувствовал протест, и меня охватило раздражение.
Я почти не слышал, о чем говорили вокруг. Еще раз посмотрел на И., – и устыдился своего недоброжелательства. Лицо И. все так же светилось внутренним огнем, глаза его сверкали, напоминая глаза-звезды Ананды.
Нет, сказал я себе, он не может быть двуличным. Человек с такими светящимся лицом должен гореть честью и любовью. Иначе откуда взяться этому свету?
Я вспомнил обо всем, что рассказал мне И. о себе; о том, что я постиг за короткое время через него; и о том необычном человеке, которого он показал мне в Б.
Постепенно я забыл обо всем, превратился в «Левушку-лови ворон», перенесся в сад сэра Уоми и так погрузился в мысли о нем, что как будто услышал его голос:
«Мужайся, пора детства миновала. Учись действовать не только ради брата, но вглядывайся во всех, кто тебе встретится. Если ты не сумел дать человеку слово утешения, – ты потерял счастливый момент. Не думай о себе, разговаривая с людьми, думай о них. И ты не будешь ни уставать, ни раздражаться».
Я вздрогнул от страшного рева, вскочил, оглушенный, сконфузился, потому что все смеялись, и никак не мог сообразить, где я, – пока, наконец, не понял, что это ревет пароходный гудок.
И. ласково обнял меня за плечи, говоря, что нервы мои за эти дни совсем истрепались.
– Да, Лоллион, истрепались.
И я хотел рассказать ему еще об одной своей слуховой галлюцинации, но он незаметно для других приложил палец к губам и шепнул: «После», чем немало удивил меня.
Между тем гудок умолк, и на пароходе кипела обычная перед отправлением суета. Мы медленно отходили от мола. Полоса воды между нами и Б. становилась все шире; и, наконец, берег скрылся из глаз. Еще одна страница моей жизни закрылась, еще один светлый образ поселился в моем сердце прочно, и я даже не заметил, какое огромное место он там занял.
Глава XV
Мы плывем в Константинополь
Спустя некоторое время явился верзила со складным столом и скатертью, а за ним лакей с тарелками и прочими обеденными приборами.
Турки вспомнили, что им надо переодеться к табльдоту и поспешили вниз.
Мне стало легче с их уходом. Гармоничная атмосфера И., точно горный зефир, охватила меня. И все мелкое, раздражающее, заводящее мысли и чувства в тупик, отступило. Интерес к внутренней жизни И., желание понять причину его необыкновенного состояния выступили на первый план. Я невольно подпал под очарование его спокойствия и даже какой-то величавости. Мои мысли вернулись назад, к его детству, его страданиям и к той силе, которая в нем выросла теперь.
Я молча сидел подле него и только сейчас обнаружил, что вся внешняя суета мне не мешает, что я даже не замечаю людей, хотя и вижу их совершенно отчетливо.
Я не превратился в «Левушку-лови ворон», вполне соображал, где я, даже перекинулся парой фраз с капитаном; но внутри меня точно все звенело, я был тих; никогда прежде не испытывал я такого спокойствия, сознавая, что пришло оно от той внутренней гармонии, которую распространял сияющий Лоллион.
«Вот как может быть счастлив человек своим внутренним состоянием. Вот где сила помощи людям без слов, без проповедей, одним только живым примером», – подумал я.
Даже нетерпеливое желание выяснить, от кого мне передали посылку и письмо, отступило куда-то; я думал о письме Флорентийца. Только сейчас дошли до моего сознания его слова о том, что я должен поехать в Индию. Помимо непосредственного интереса, который мне всегда внушала эта страна (быть может, потому, что я много читал о ней книг у брата и видел много иллюстраций), – теперь, когда я встретил Али, узнал от И., что все они, – и сэр Уоми тоже, – были в Индии и жили там, – мой интерес оживотворился. Мне захотелось самому повидать эту страну. Недавний протест и страх перед Востоком улегся. Я по-новому стал воспринимать разлуку с братом, уже не видя в ней трагедии, а сознавая, что это начало новой жизни.
Мы отобедали. И мне пришлось прибегнуть к каплям И., так как в открытом море все же качало и я не чувствовал себя устойчиво. Отголоски бури, как предсказывал капитан; но сейчас качка почему-то действовала на меня особенно.
– Я давно вижу, дружок, что тебе хочется рассказать о своих впечатлениях.
– Мне тоже есть что поведать тебе, – сказал И.
– Прежде всего, мне хотелось бы узнать, от кого я получил посылку и письмо из Б. и поделиться их содержанием с вами, – ответил я.
По лицу И. скользнула усмешка; он встал и предложил мне перейти в каюту.
Я достал из-под своей подушки письмо и посылочку. Разорвав конверт, я был удивлен свыше всякой меры подписью «Хава», которую я от нетерпения прочел сразу.
Я так изумился, что вместо того, чтобы читать письмо самому, протянул его И. Представление о черной статуе в белом платье, которую я счел мелькнувшей и навек исчезнувшей для меня бабочкой, ожило и достаточно неприятно поразило меня.
И. взял письмо, посмотрел на меня своими светящимися глазами и стал громко читать:
«Я не знаю, какими словами выразить мое обращение к Вам. Если бы я была белой женщиной, то я бы нашла, как обойти установленные вековыми предрассудками правила светских приличий. Но моя черная кожа ставит меня вне законов вежливости и приличий, которые белые люди считают иногда обязательными только для белокожих. Я могу обращаться к Вам не иначе, как к частице света и духа, живущих в каждом человеке, независимо от времени и места, нации и религии. Знание рассеивает все предрассудки и суеверия; и я, обращаясь к Вашей любви, позволю себе сказать Вам: «Друг». Итак, Друг, – впервые в жизни белый человек выразил мне свою вежливость и сострадание, прижав к губам мои черные руки. Если бы я жила еще тысячу лет, – я и тогда не забыла бы этих поцелуев, потому что им ответил поцелуй моего сердца.
Наверное, есть много форм любви, о которой говорят и которую выражают действием женщины. Мне же доступна только одна ее форма – беззаветной преданности, не требующей ничего взамен. Я отдаю Вам свое сердце, не умеющее раздваиваться; и верность моя пойдет за Вами всюду, будет ли это рай или ад, костер или море, удача или поражение. И почему именно так пойдет моя жизнь, какие вековые законы жизни связывают нас, – мне ясно. Когда-либо станет ясно и Вам, но сейчас я молчу. Я знаю все, что Вы можете подумать об этой привязанности, такой Вам сейчас ненужной и стеснительной. Но настанет время, Вы выберете себе подругу жизни, – и черная няня пригодится белым детям.
Ознакомительная версия. Доступно 129 страниц из 642
