– Да, идите, разумеется. Ведь мы ещё увидимся.
Стас едва не ляпнул: «Это же корабль, куда тут денешься», но вовремя спохватился, что такая фраза не будет звучать галантно, и, ещё раз улыбнувшись, сказал:
– Для того и плывём, – и отправился вслед за стюардом, вселяться.
Каюта его была на верхней палубе, где жили Марина, министр культуры, Мими и другие важные персоны. Художников поселили ниже, в первом классе; прочий персонал ехал вторым. Стасу было интересно, куда поселили охранника Сержа и его безымянного напарника – не в коридоре же, где он их встретил слоняющимися от носа к корме.
Развесив на плечики одежду и выкладывая на прикроватный стол книги, он размышлял о происходящем в Петрограде. Ему не было известно, по каким закоулкам возили Марину со свитой, но он мог догадаться почему. Виденное сегодня и его не оставило равнодушным.
После целой недели спокойного, вдумчивого труда в соборе Рождественского монастыря, после тихих вечеров, наполненных беседами с отцом Паисием и Сан Санычем Румынским, после суток, проведённых в неспешном поезде из Вологды, Петроград ошарашивал.
Приехав и сойдя с вологодского поезда на перрон Николаевского вокзала, он сразу увидел полковника Лихачёва. Это его удивило; позвонив полковнику из Плоскова и сообщив номер своего поезда и вагона, он просто хотел подтвердить, что едет и что всё в порядке. На встречу он не рассчитывал.
– Зачем вы?.. – спросил он.
Лихачёв, одетый в какой-то затрапезного вида пиджак, ответил:
– Чтобы отвезти вас к пароходу.
– Я и сам бы прекрасно доехал до порта.
– Пароход наш в грузовом порту, вы не найдёте.
– А почему в грузовом?
Лихачёв скривился:
– Для секретности. Тут такое творится! Вы увидите. А кстати, у меня ваши документы: вы ведь проманкировали визит в посольство?.. Вам было назначено прийти через три дня; пришлось, представьте, мне прикинуться вами…
Они посмеялись и пошли с вокзала в город.
Вещей у Стаса был один сундучок с книгами – он в последнее время стал очень много читать, – а это не бог весть какой груз. И он, как всякий москвич, намеревался первым делом пройтись по Невскому, затем ехать на Шпалерную, в квартиру отчима, переодеться, и уже оттуда – в порт. Теперь оказалось, что его сундучок вместе с ним довезут на машине, а гулять по Невскому никак нельзя; впрочем, он уже видел, что проспект забит народом.
Они пошли от вокзала направо, где у бровки тротуара притулился симпатичный «доджик».
– Садитесь, – предложил Лихачёв, – поедем на вашу Шпалерную закоулками.
И они поехали закоулками, но всё равно не убереглись: на пересечении Знаменской и Кирочной нарвались на массовое побоище. Шофёр быстро затормозил, прижался к стене – чтобы не перевернули, и стал сдавать назад, а Стас, почти упёршись головой в лобовое стекло, смотрел, как множество людей молча и ожесточённо лупят друг друга. Тут уже было не разобрать, кто солдат, кто полицейский, а кто озверелый обыватель; всё смешалось. Дрались, наверное, давно, и на крики не было сил.
Под ногами толпы человек в пятьсот валялись обломки транспарантов. Стас только на двух сумел разобрать текст: «Власть народу!» и «Хватит распродавать Россию!» Остальное виделось обрывками: «В отставку пр…», «Свободу…», а кому свободу, не понять.
Внезапно со стороны Вознесенского проспекта выскочила конница и стала теснить толпу. Передние ряды начали дубасить кавалеристов палками. Поперёк улицы образовалось турбулентное движение.
– Разворачивай! Гони! – в ажиотации хрипел полковник Лихачёв. Шофёр крутил головой, стараясь выехать отсюда так, чтоб никого не задавить. По машине несколько раз ударили чем-то тяжёлым.
Наконец вывернули в переулок, там по тротуарам лежали люди, а потом дворами – вырвались.
– Бузят! – говорил шофёр, нервно улыбаясь.
– Видели там, на вокзале, состав закрытый стоял? – возбуждённо спросил Лихачёв.
– Нет, – ответил Стас. – Где?
– Сзади вашего… Это дивизия имени Корнилова, из Москвы. Через три часа здесь будет тихо и спокойно.
– Как в могиле! – хохотнул шофёр.
Они подъехали к дому отчима.
Встречала горничная Марфуша; отчим в такой час был, разумеется, в министерстве; Минюст и Верховный суд так и остались в Петрограде после переезда правительства в Москву… А Зина-то, сводная его сестра, уже месяц как в Лондоне! Анджей Януарьевич даже не сказал, когда неделю назад был в Москве. «Впрочем, и я его про Зину не спрашивал», – подумал Стас.
Поставили чайничек; уютно тикали ходики. Стас шарил в гардеропе. Давно он тут не был: его выходной костюм оказался мал! Решил остаться в тех же брюках, в которых приехал; уложил в саквояж бельё, рубашки и галстук; надел куртку – очень красивая куртка, французская, отчим купил ему её, когда он был тут в прошлом году, а он, возвращаясь в Москву, забыл взять. И хорошо, что забыл: для России слишком шикарная, для Парижа в самый раз!
Совершая неспешную прогулку по верхней палубе лайнера, Стас размышлял об увиденном в городе. Правда, приходилось отвлекаться на всякие диковинки, которые в изобилии предоставляло ему морское судно. Ведь на таком пароходе, да и вообще в море он был впервые. Однажды с мамой плавал на чумазом пароходике по Москве-реке; у князя Ондрия несколько раз ходил в стругах да, когда хлеборобничал в Плоскове, на лодке плавал до соседних деревень – вот и весь его водоходный опыт. Нечего вспомнить про те плавсредства.
А здесь – помилуй, Сусе!
На верхней палубе, куда не допускались не только матросы в робах и подлая публика, но, без приглашения, даже пассажиры первого класса, всё сверкало: стальные леера, борта шлюпок, до блеска отмытые окна кают, их рамы и прочая медяшка. Палуба закрыта ковром, а наружные стены кают обиты архангельской сосновой доской. Вдоль стен – деревянные шезлонги, накрытые пледами тигровой раскраски, а между ними стеклянные столики с разнообразными бутылками.
Среди нарядных лиц Стас приметил одноногого художника по фамилии, кажется, Скорцев. Тот стоял в одиночестве, опёршись о деревянные поручни, и смотрел вдаль; тут же были прислонены его костыли. Художник медленно курил папиросу и не обращал на гуляющих по палубе пассажиров никакого внимания.
Он здесь настолько выделялся, что Стас не мог пройти мимо и, остановившись сбоку от инвалида, спросил:
– Как вам наше романтическое путешествие?
Одноногий художник удивлённо повернулся к нему:
– Романтики в наше время, господин хороший… простите, забил имя-отчество…
– Станислав Фёдорович!
– Романтики, Станислав Фёдорович, в нынешних морских путешествиях нет ни на грош. Четыре раза в день вам подадут горячую еду, помоют в ванной, сделают педикюр в салоне красоты, предоставят радиостанцию, поговорить с домашними… Так что романтики в современных путешествиях нет. Как и в современных войнах.
