и отшил ее, судя по всему, довольно резко. А полюбил – ну я надеялась, что полюбил! – уже меня, Веру, пусть и в шкурке Лорен. Ведь он сам сказал, что толком не знал ее прежнюю и был удивлен, познакомившись ближе.
Признаться, что я не Лорен, а некая иномирная сущность, оккупировавшая ее тело? Угробить все, что только-только появилось между нами? Наверно, это было бы верхом скудоумия. Поэтому я и не собиралась, а сомнения давила, как тараканов.
- Вы уже достаточно окрепли, господин Келлин, чтобы выходить из дома, - однажды утром заявил Мауф, осмотрев рану. – Свежий воздух пойдет вам на пользу. Начните с небольших прогулок по галерее, потом можно и в сад.
После завтрака Имбер помог Келлину одеться, и мы вышли на открытую галерею, огибающую задний фасад дома. Ноффер, разумеется, отправился с нами, хотя и демонстрировал неодобрение, поскольку короткая шерсть не защищала его от холода.
- Держись за меня, - сказала я, коснувшись его рукава.
- Думаю, в этом уже нет необходимости, - с улыбкой отказался Келлин. – Наоборот, я хочу предложить тебе руку.
Я взяла его под локоть, мы медленно прошли всю галерею до самого конца и присели на скамью. Летом здесь пышно цвела в больших вазонах герра, похожая на помесь наших роз и пионов, а сейчас оставалось лишь любоваться на заснеженный внутренний дворик.
- Не замерзнешь? – забеспокоилась я, заметив румянец на щеках Келлина.
- Нет. Имбер укутал меня как младенца. Даже жарко. А тебе?
Мне тоже было жарко – только по другой причине. Оттого, что мы сидели вот так, соприкасаясь всем телом, от плеч до коленей. И от его взглядов. И от тех особых ноток в голосе, от которых все внутри звенело, отзываясь в резонанс.
- Лорен…
Келлин провел пальцами по моей щеке, по губам, наклонился и поцеловал. Сначала мягко, едва прикоснувшись – как я сама целовала его. Потом все более жадно, настойчиво, но не так грубо, как в тот вечер, когда я пришла к нему в спальню. В этих поцелуях было все: нежность, желание, страсть - только не намерение унизить или подчинить своей воле. Он обводил мои губы языком, раздвигал их, ласкал с изнанки, проникал внутрь, и я отвечала, задыхаясь, хотя и старалась сдерживаться, чтобы не показаться слишком уж опытной. Его руки пробрались под плащ, губы скользнули вниз по шее.
- Проклятье, - пробормотал он, уткнувшись носом в меховой воротник. – Но это все, на что я сейчас способен.
- Ну… - я безуспешно пыталась отдышаться, - совсем недавно ты не мог даже ответить на мой поцелуй. Не торопись.
- Да? – усмехнулся он. – Такое было? Если честно, я почти ничего не помню.
- Совсем ничего?
- Только сон, где ты не давала мне уйти. И сказала, что любишь меня.
- Это был не сон. И… я тебе говорила об этом и раньше. Еще тогда.
Вот тут я пошла ва-банк, вслепую. Или узнаю о сути того разговора сейчас, или, наверно, не узнаю уже никогда.
- Нет, Лорен, - Келлин покачал головой. – Если бы ты тогда сказала так, я не был бы с тобой резок. Все-таки ты была еще совсем девчонкой. Может, конечно, ты не это имела в виду, но… Я не помню дословно, но прозвучало так, будто ты предлагала мне себя. Прекрасно зная, что я женат и что моя жена ждет ребенка.
Твою мать, Лорен, лучше бы ты и правда ему в любви призналась. Ну что за тупая сука?! Девчонка? Хороша девчонка, которая вешается на женатого мужика на десять лет ее старше. Я, конечно, самым краешком могла допустить, что она выразилась как-то коряво и Келлин услышал то, чего в ее словах не было. Но все равно сама ситуация, в которой могло возникнуть такое недопонимание, даже не намекала, а вопила во весь голос: ты идиотка, Лорен!!! И ничего удивительного, что репутация у тебя была как у последней прошмандовки.
Но теперь, по крайней мере, все стало ясно.
- Мне так стыдно… - вот это было правдой. Испанский стыд, прямо разыспанский. – Какой же я была дурой! Но я не думала, что ты так поймешь это. Просто хотела, чтобы ты знал…
- Лорен, - Келлин запустил пальцы в мои волосы, пропуская пряди между ними, - ты просила об этом забыть. И я тебе обещал. Ничего не было. Начнем с самого начала, хорошо?
- Да, - кивнула я и снова утонула в сиянии его глаз, когда он нашел мои губы своими.
***
Теперь каждый мой день был подернут флером томительного ожидания, а поцелуи и рискованные ласки его лишь усугубляли. Будь ситуация иной, можно было и не ждать. В конце концов, даже инвалиды занимаются сексом – и ничего. Если у женщины есть мало-мальский опыт, а мужчина не импотент, ему достаточно лишь бодро лежать. Но… у Лорен его не могло быть по определению. Не должно было быть. А если даже и имелся, об этом стоило благоразумно забыть. Так что инициативу я полностью отдала в руки Келлину, как и положено добропорядочной девственнице. Пусть сам решает, достаточно ли у него сил, чтобы не получилось, как с лошадью из анекдота, которая «не шмогла».
Он уже окреп, ходил по дому, мы гуляли в саду, обедали и ужинали в столовой. За пределы имения, правда, пока не выезжали, но его регулярно навещали люди из дворца, и он занимался с ними в кабинете какими-то важными делами.
Война тем временем подмерзла, ограничиваясь мелкими стычками без продвижения в какую-либо сторону. Обе стороны копили силы для весенней кампании. Вентрана публично повесили на главной площади: в военное время все привилегии, связанные с титулом, отменялись. После казни король Тремонте сам заговорил об обмене Дарте, но Ямбер отказался и оставил того заложником до конца войны. Хотя, конечно, содержали его не в пример Келлину. В тюрьме, да, но кормили вполне сносно.
Приговор Вентрана моментально развязал языки Огрису, Литте и Айли, они вывалили все, о чем пытались умолчать. Причастность к покушениям и похищению Огрис категорически отрицал, шпионаж в пользу Тремонте доказать не удалось, поэтому для него все ограничилось долговой тюрьмой. Поскольку расплачиваться было нечем, король ликвидировал титул лорда Сойтера, и суд выставил титульное имение на продажу. После всех расчетов Огрис должен был выйти на свободу… нищим простолюдином. Бывший лорд ищет работу – да это похлеще каторги!
