подумать о ней, как чёрная пустота моего сердца прошлась эхом по всем закоулкам моего сознания.
Нет у меня никаких эмоций. Просто иду. Ну и что с того, чтобы иногда просто и бесцельно идти, это очень даже хорошо.
И я зашёл, здесь же, в небольшой магазинчик, купил две ленточки и отправился в парк. Минут через десять я уже достиг своей цели.
Вот он – Шестикрылый Серафим. Так я его называю, но так его не называла Ника.
Я подошёл к дереву, повязал на ветку ленточки в память об Алисии и Нике. И я обнял его ствол.
Обнял дерево и прошептал Его Имя.
Прошептал и поцеловал твёрдую и немного, почему-то, тёплую кору. На улице прохладно, а кора тёплая, как будто дерево и не дерево вовсе, а некий вселенский источник энергий.
Я обнял этот дуб, прижался к нему, закрыл глаза и заплакал. Точнее зарыдал.
И мои горячие слёзы отчаянья пустой жизни без любви упали на корни Шестикрылого Серафима.
И этот аромат, исходивший от дерева, как терпко-сладкий с горчинкой запах любви, он просто ударил мне в сознание и всё у меня в голове, немного так закружилось, как будто я выпил кружечку креплёного хмеля – всю махом выпил залпом.
Я захмелел. Сильно захмелел. Раздался щелчок и тишина. И голос в этой тишине. «Николас, не отрывай глаза. Не открывай!»
И я, через сомкнутые веки, вижу Нику, и она – Шестикрылый Серафим. Она – как огонь, как пламя, но у неё есть прекрасная человекоподобная форма и шесть мощных крыльев такой красоты и великолепия, которых я ещё не видывал.
И мы обнимаемся, и наши сердца целуются. Не губы, а сердца.
«Я же говорила тебе, что теперь мы будем вместе!» – Слышу я Нику.
«Теперь ты мой ангел-хранитель?» – Спрашиваю я.
«Типа того» – отвечает мне она.
И так это всё прекрасно! Я нахожусь в концентрированном ощущении любви! И я хочу всё это ощущать вечно. Всю эту силу, красоту, богатство, знание, святость и блаженство.
Но, увы, – я не выдерживаю и открываю глаза.
За долю мгновения моё тело превратилось в пепел, а пепел распался на молекулы и атомы.
Моя психика, мои тонкие ментальные тела, как какая-то тонкая шелуха, стали сгорать одно за одним.
Еще мгновение. Щелчок.
Чувствую – лежу на земле. Вроде живой.
Не знаю, как долго я находился без сознания. Может мгновение, а может быть и вечность. И может быть я теперь в какой-нибудь параллельной вселенной и в другой материальной реальности.
Я пришёл в себя и открыл глаза. А надо мной…
Господи, какое прекрасное голубое небо. Да, это оно, моё самое любимое небо. Бездонное синее небо, залитое осенним солнышком разгара бабьего лета. Нет более живого и красивого цвета, чем цвет этого неба. Небо – как концентрированная прана.
Тучи ушли. Ушли с неба, и ушли из моего сердца.
Уныние – это точно смертный грех. От уныния все несчастья: потери и болезни. Теперь я это знаю точно! И я постараюсь больше не унывать. Никогда и ни при каких обстоятельствах!
И я лежу на земле, жмурюсь от света, весь такой в предвкушении радости и счастья, и я чувствую, как наполняюсь сутью бытия. Оказалось, что суть бытия очень простая – это просто быть и быть при этом счастливым. И быть счастливым самому и стараться сделать счастливыми других. И не только людей. Я понял и обязательно этому всему научусь. И очень скоро.
Я стал пьян и весел от чувствования жизни. Я стал наполняться желаниями и вкусами жизни.
Я встал на ноги и ещё раз прижался к Серафиму и прошептал ему «Спасибо, друг!».
Я думаю, Серафим услышал меня, потому как зашелестела его крона и птицы вспорхнули с дерева и взмыли в небо.
С неба начали падать капли. Грибной дождь!
И я продолжил свою прогулку по этому волшебному удивительному парку.
Вижу, немного поодаль, словно призрак отца Гамлета, ходит Айра.
Айра.
Вчера это был моложавый, красивый мужчина – сегодня сгорбленный старик. Он узнал про смерть Ники, и это известие состарило его лет на двадцать.
Вот он – списочек желаний. Мы пишем жизни одно, а что там глубоко в сердце, там в неприступных зАмках подсознания, какие они эти, наши самые сокровенные и сильные желания, мы, увы, не знаем. До поры до времени не знаем.
Вот и Айра возможно любил Нику всё это время.
Любил так страстно и безнадёжно, как может любить пятидесятилетний мужчина двадцатилетнею девочку. И нет больше этой девочки. Нет её. Вот он и бродит и не может понять, что теперь делать с этим единственным и самым главным желанием своей жизни. С желанием в частности и своей жизнью в целом.
Не понимает, и уже не поймет. Никогда не поймет.
Я, было, хотел закончить свою прогулку и пойти в сторону коттеджа, но меня окликнули.
Айра.
Весь в слезах и мрачный. Пригласил меня в свой бар. Как отказать такому человеку, да ещё в его горе. Зашли.
Пока почти пусто. Так, парочка человек, возможно, бухают ещё со вчерашнего вечера.
Мы сели за тот столик, за которым ещё позавчера наша компашка с Никой так прекрасно и беззаботно проводила время.
Посидели. Помянули. Я стал собираться из бара. Он вышел со мной на улицу и по-особому очень грустно, но улыбнулся. Я вопросительно посмотрел на него, а он указал на вывеску бара, на которой было написано его новое название – «Ника-бар».
Я крепко обнял Айру и пожелал ему удачи в делах и жизни. И быстро пошёл прочь. Я спешу к своему счастью, а он в горе и поэтому нам не по пути.
На улице уже вечер. Смеркалось. И уже вовсю шло празднование Хэллоуина.
Я выпил и перекусил в баре, поэтому решил в коттедж пока не возвращаться.
А зачем?!
Как прекрасен Большой Нью-Йорк, особенно в дни праздников, когда его маленькие улочки причудливо украшены огнями и сказочными фигурами, а витрины магазинов и магазинчиков становятся произведениям искусств.
Всё это просто множество фантастических сюжетов на все книжные сказочные темы.
Иду, гуляю по улочкам. Вот вышел на вечернюю набережную, любуюсь видами Манхэттена. Вино, прекрасный осенний теплый вечер и атмосфера праздника сделали свое дело.
Меня торкнуло жизнью. Я заново всё стал видеть, слышать, ощущать и чувствовать. Пьянящее веселье вошло в меня и никак не хотело уходить.
Я окутан некой эйфорией счастья и спокойствия, какого-то наполнения себя смыслом вечности знания и блаженства.
Как уютно на
