нельзя отрываться от коллектива, — ответил Ринат с тем нежным и одновременно горьким видом, который бывает у человека, когда он вразрез всем своим сердечным чувствам и исключительно в силу обстоятельств вынужден отказывать в просьбе любимому.
Вскоре супруги собрались домой. На вызов приехал тот же таксист, который привез их в кафе, и Ринат, радуясь знакомой компании, с удовольствием проговорил с ним весь обратный путь, успев по ходу дела поделиться полученным от жены счастливым известием.
Глава VIII
На следующий день с утра Ринат заехал за Наташей, и вместе с Завязиным и Любой они отправились на залив, куда прибыли уже к обеду. Компания еще загодя сняла на местной турбазе небольшой отдельный домик в три комнаты: с одной общей, наподобие кухни, с несколькими шкафами, мойкой, столом и маленьким холодильником, и двумя спальными, в которых помимо кроватей-полуторок были только тумбочки, и больше ничего. За домиком находился дворик со скромной банькой, беседкой и мангалом; участок был огорожен по бокам высоким и частым штакетником, создававшим уютную уединенную атмосферу, с задней же стороны забор отсутствовал, а вместо него между столбами была прибита только пара горизонтальных перекладин, служивших большей частью в качестве преграды для бродившей поблизости скотины и перебравших с алкоголем отдыхающих. Перекладины были узкие, и их наличие никоим образом не мешало наслаждаться великолепным видом залива, находившегося всего в нескольких десятках метров от участка, на фоне которого высились растущие сразу за оградой редкие сосны.
По приезду женщины с ходу принялись обустраивать домик. Прибравшись каждая в своей комнате, постелив кровати и разложив вещи, они перешли на кухню, наполнив ее суетой и деятельным оживлением. Наташа, привыкшая к быту студенческого общежития, где столом и кухней заправляли сразу четыре хозяйки, а значит — ни одна, особенного рвения не проявляла, и в основном хлопотала Люба, взяв на себя как бóльшую часть дел, так и патронаж над нерасторопной подругой. Мойка, холодильник, шкафы, стулья, стол — все это стало шуметь, открываться, двигаться, протираться. Сразу были определены на свои места уже имевшиеся тут предметы, к которым вскоре добавились новые, привезенные с собой, а после того как порядок был наведен, женщины взялись готовить обед.
Мужчины между тем, стаскав с машин вещи и сумки, отправились прямиком на задний дворик. Баня, как и сказал им при въезде сотрудник турбазы, ожидала их в совершенной готовности: в наличии имелись и тазы, и веники, а баки были полны водой — оставалось только протопить. Дров тоже оказалось предостаточно, так что хватало и на угли для шашлыка.
— Весной ездил к Викиным родителям, и тесть завлек меня рыбалкой, — разбирая снасти, обратился к другу Ринат. — У него там на севере классные места есть. Щук с ним наловили, сомов. Мне понравилось, и я тоже решил себе спиннинг прикупить. Шесть тысяч стоит.
— Ну ничего себе. Крутой спиннинг, — значительно кивнул головой Завязин, запаливая дрова в мангале.
— Не-ет, совсем не крутой. Там и по десять, и по двадцать тысяч были.
— Двадцать тысяч за спиннинг? Я на китайском рынке в прошлом году за семьсот рублей купил.
— На китайском рынке это просто удочка с катушкой. А на профессиональные спиннинги цены начинаются от десятки и выше.
— В чем разница-то? Спиннинг и есть удочка с катушкой.
— Ты что-о! У профессионального спиннинга целая интеллектуальная система со всякими наворотами, типа контроля натяжения лески и тому подобного… Так что мой еще простенький считается, любительский. Сегодня первый раз опробую. После обеда пойду с Наташей на берег. Закину там пару раз удочку, — расплывшись в довольной улыбке, подмигнул другу Ринат.
Во дворик к беседке потихоньку стала ходить Наташа, принося с собой тарелки с нарезками и салатами, которые споро делала на кухне Люба, а когда стол был накрыт, компания собралась за ним перекусить. Уже не в первый раз отдыхая таким составом, все присутствующие хорошо знали друг друга, и установившийся за едой разговор носил непринужденный и веселый характер. Впрочем, сидели недолго: Ринат с Наташей вскоре отправились на залив, а Завязин пошел колоть дрова для бани.
Оставшись в беседке одна, Люба развернулась на лавке полубоком и, сложив локти на перила, стала наблюдать за возлюбленным. Одной рукой устанавливая на чурку крупные поленья, Завязин легко, безо всяких видимых усилий раскалывал их, так что те буквально разлетались в разные стороны. Следя за мужественными действиями избранника, в огромных руках которого топор казался игрушечным и невесомым, она вновь ясно ощутила сильную любовь к нему, и от этого ей сделалось обидно и горько.
Последнее время Люба пребывала в постоянной тревоге относительно своего текущего положения, и еще больший страх вселяла ей мысль о будущем. Все сильнее разрастались в ее душе сомнения насчет Завязина. Когда тот пообещал ей развестись с женой, она решила, что расставание произойдет в самое ближайшее время, но проходил месяц, другой, а с его стороны не было никаких действий. По большому счету, их взаимоотношения сохраняли прежний статус внебрачной связи, несмотря на ее положение, и это не давало ей покоя. Не раз она выставляла Завязину категорические требования объясниться с супругой, однако тот бездействовал, заверяя ее, что вопрос этот решен окончательно и нужно только дождаться более подходящего момента. Но эта неизменная нелепая отговорка рождала в Любе лишь бурю негодования. Какого подходящего момента? Она была уже на седьмом месяце беременности, и положение ее становилось мучительно-невозможным. Вся ее дальнейшая судьба находилась в воле Завязина, и, ощущая свою полную зависимость от него, она чувствовала себя беспомощной и обманутой. «Почему он оттягивает разговор с женой? Разве он не видит, не понимает мое положение?» — задавалась вопросами Люба в попытке объяснить поведение избранника. Она силилась найти причину бездействия Завязина, но ничего не могла отыскать, кроме единственно напрашивающегося вывода — он сомневался. «Он или еще не определился с разводом окончательно, — размышляла Люба, — или вообще не собирается расставаться с женой, оставив все как есть». О втором варианте она старалась даже не думать, но и первый подразумевал под собой, что она вынуждена будет жить в постоянном страхе, в этой мучительной неопределенности неизвестно сколь долгое время. «Он сомневается, но в чем? — гадала Люба. — В себе самом? Он сомневается в своих чувствах ко мне? Нет, он любит меня. Но что тогда? Он сомневается во мне, в моей любви! Сомневается в том, что со мной ему будет лучше, чем с женой». Придя к этим выводам, Люба принялась оценивать свои отношения с Завязиным и поняла, что те действительно в последнее
