не я.
– Клара! – почему-то возмущенно зашипела Серафима, которую подняли как котенка нашкодившего. – Заткнись!
Когда ее подняли, снова почувствовала себя мелкой, даже командир гномов балласту ростом только до пупка разве что и доходит. Какие они мелкие всё-таки эти гномы, но толпой точно задавят.
– Простите нас! Все это какая-то ошибка, мы не сделали ничего плохого, – попыталась выторговать нам свободу Серафима.
– Мы, правда, ничего такого не хотели, просто спрятаться от тех двух сумасшедших напавших на ваш город, – поддержала ее, невинно хлопая глазами, даже польстила этой деревушке, назвав городом.
Серафима бюстом своим козырнула, Долгоус нервно потрепал свою бороду, не отрывая долгого взгляда от роскошного декольте, но все же не поверил.
– Руки им свяжите и в карцер, – настоял командор, бросив прощальный взгляд на полюбившемся его взгляду декольте.
– Нет, стойте! – завопила Серафима, когда ее схватили за локти и потащили вместе со мной в сопровождении десятка гномов.
Вся эта орда направилась куда-то в сторону огромного кристалла, рядом с которым оказалась неприметная башня. По дороге к нам подбежал один из гномов и связал нам руки за спиной. Связал небрежно, ибо я безжалостно отдавила ему ноги, приговаривая: «Извините, темно как в попе у енота, ничего не вижу».
Канцер в понимании гномов это подвал башни, в которой хранят зерно и муку. Четверо гномов сопроводили нас по каменной лестнице вниз и заперли в клетке, явно не рассчитанной на людей нормального роста. Чтобы не травмировать свою и так ноющую спину опустилась на укрытый соломой пол. На дальней стене висит единственный источник света – странный масленый фонарь. Гномы с факелами в руках поднялись на этаж выше, оставив нас одних. Затхлый запах подвала напомнил мне о своем давнем кошмаре, и чтобы успокоить нервы пришлось с силой сжать платье.
– Это все твоя вина! – нарушила гнетущую тишину этого места Серафима, и я даже рот открыла от такой наглости.
– Что ты сказала? – крикнула на нее, и тут же оглянулась наверх, однако гномы в нашей перепалке участвовать не собирались.
– То, что ты слышала! Это все твоя вина! Начиная с вот этого, – она потрясла рукой с браслетом прямо у меня перед лицом, а затем показала на клетку, – заканчивая вот этим!
– Это ещё почему? – возмутилась, вставая на колени как и она.
Вставать на ноги в такой маленькой клетке не имело никакого смысла, да и так смотреть в бесстыжие глаза чертовки было удобнее. Чебурек жалобно мяукнул и скрутился клубочком в дальнем углу камеры.
– Ты меня из камеры вытащила! Браслет этот из-за тебя на моей руке появился, и в клетку нас заперли из-за тебя! – продолжила она плакаться.
– Если бы я тебя оттуда не вытащила, ты бы уже давно коптилась на костре! – схватила ее за ворот пальто. – Я жизнь тебе спасла, а ты чем меня отблагодарила? Сдала меня Ване и испортила мою свадьбу?! Молись, ибо то, что с тобой хочет сделать Нальнар, не столь страшно как то, что с тобой сделаю я, если мой Игнат умер!
– Он не твой! – крикнула зло Серафима и оттолкнула меня, но и сама упала на пятую точку и неожиданно громко заревела.
Она принялась разводить сырость, громко всхлипывая и икая. Я страдальчески закатила глаза, распрямила ноги и оперлась спиной на решетку. Сидеть тяжело, спина болит, да и вообще я безумно устала.
– Тебе сколько лет? Думаешь, хоть одна твоя проблема решится слезами? – мрачно окинула ее взглядом, как самое низкое существо в мире. – Слёзы еще никому не помогали.
– Да что ты понимаешь?! – разозлилась она. – Я люблю его, а он… выбрал тебя!
Она ещё больше заревела после красноречивого кивка в мою сторону. Похоже, ее самолюбие смертельно задето выбором моего некроманта. Не собираюсь щадить ее самолюбие, расправляю плечи, гордо вздернув подбородок, и наигранно смеюсь как настоящий злодей.
– Это все из-за ребенка, ты обманула его и заставила на себе жениться! – с надеждой высказалась Серафима, заставляя меня смеяться по-настоящему.
– Ты, правда, думаешь, что Игнат из тех, кто не распознает ложь? – искренне удивилась, чувствуя тоску по своему некроманту.
– Тогда я не понимаю: почему?! Что есть в тебе, чего нет у меня? Чем ты лучше? – она даже вскочила и ударилась головой о клетку.
Как щенок заскулила, потирая ушибленную голову, и забилась в угол, чуть не раздавив Чебурека. Мне захотелось ответить ей что-то едкое, но я и сама не знала ответа на этот вопрос. Сложно говорить за другого, почему ты ему нравишься, у каждого свой взгляд на вещи.
– Зна-а-а-ешь, – протянула я, смотря на лампу и прикрывая живот рукой, – я все время влюблялась в плохих парней. Ваня и Нальнар по сравнению с некромантом мне казались безобидными овечками. Но, как видишь, с Игнатом мне повезло. Он оказался куда достойнее, чем они, но это не его заслуга. С самого начала я его не идеализировала, много не ждала, но все равно влюбилась и ни капли об этом не жалею.
Слегка улыбаюсь, поглаживая живот. Ради этой вредной крошки, я готова на многое, мне даже сложно сказать на что именно. Удивительно, как моя мать не чувствовала ко мне то же самое? Мне сложно поверить, что мать в своем уме бросит ребенка в детдоме. Если только она меня за что-то сильно ненавидела. Но что может плохого сделать новорожденный ребенок? Разве что родиться.
– О чем ты говоришь?! Он идеален! – яростно бросилась защищать его Серафима.
– Действительно? – с иронией приподняла бровь. – Некромант, который коллекционирует части тел, а то и детей в банках? Или то, что его матушка не совсем жива, тебя не смущает? Вишенка на торте — его упрямый детский характер! Он словно все время хочет кому-то доказать, что он умнее.
– Ты его просто не любишь! – как ребенок подхватила Серафима, заставив меня вздохнуть.
– Любить не означает видеть в человеке только хорошее, заставлять его быть достойным твоей любви. Требовать от человека идеала, не являясь тем самым идеалом – глупо. Я люблю в Игнаришнаре все, от вздорного характера и чертовски сексуального голоса до его неживой матушки. Вот это и есть любовь. Тебе стоит признаться, что, когда ты узнала об этих его сторонах, твои чувства куда-то делись, будто их и не было.
– Это неправда! – возразила Серафима пылко, но
