Развернувшись на каблуках ботинок, я всматриваюсь в непроглядную тьму.
Краем глаза я улавливаю какое-то незначительное движение, как будто насекомое, обнаружив, что только что залетело в паучьи сети, бьется в отчаянии. Только и всего, ничего более существенного. «Смотри!» — кричат мои инстинкты. Я поворачиваю голову и вижу голову со светлыми волосами. Волосами, принадлежащими призраку.
Несмотря на прилив адреналина, я не теряю присутствия духа. Контроль толкает меня в сторону оливковых деревьев с перекрученными стволами. Я наполовину иду, наполовину бегу, все дальше и дальше углубляясь в дикую местность. Эсмеральда держится рядом со мной, не выражая никаких жалоб, ее поступь более уверенная, чем моя. Меня захлестывает чувство вины: она доверила мне свое благополучие и мне нельзя подвести ее.
Но тут вмешивается злой рок, и там, где должна быть земля, оказывается яма. Моя нога подворачивается, боль пронзает голень, и я падаю. В самый последний момент перед падением я вижу женщину, возникшую из темноты: лицо покрыто шрамами, волосы всклокочены, как у сумасшедшей.
Медуза Дельфийская.
Глава 19
Тогда
Город бессрочно погрузился в тишину. Тишина поглощает нас, как губка. Подошвы беззвучно ступают по тротуарам. Кашель стихает еще до того, как успевает покинуть раздраженное горло. Шум производят только транспортные средства, проезжающие по улицам: редкий легковой автомобиль или иногда автобус с несколькими пассажирами, которые устремили вперед лишенные надежды взгляды.
— Куда вы едете? — спрашивает Моррис в один из дней у водителя автобуса, остановившегося у тротуара.
Тот пожимает плечами и говорит, тыкая большим пальцем в сторону своих пассажиров:
— Куда они пожелают.
— А какое место теперь пользуется особенной популярностью?
Водитель опять пожимает плечами.
— В основном аэропорты.
— А что там?
Он смотрит на нее так, будто мозг Моррис только что вытек на ее рубаху цвета хаки.
— Птицы. Большие серебристые птицы.
— Они еще осуществляют перевозки пассажиров?
— Черт их знает. Я всего лишь вожу автобус. Ничего другого не остается, если только не сидеть в ожидании смерти, которая придет за тобой.
Двери вздыхают и шипят, когда он снимает ногу с педали тормоза, и автобус набирает скорость.
— Оз, — говорю я.
Моррис смотрит на меня поверх своих темных очков-«капелек».
— «Волшебник страны Оз». Ты смотрела?
— Конечно, смотрела. Я балдела от этих летающих обезьян. К чему это ты?
— Ты слышала в последнее время, чтобы летали самолеты?
Она качает головой и смотрит непонимающе.
— Именно. Они все отправились на встречу с каким-то несуществующим волшебником в поисках мозгов, сердца или что там им нужно.
— Ты куда-то направляешься в этой связи?
Я поворачиваюсь и иду назад, к старой школе.
— Нет.
— Ты сходишь с ума. Тебе нужно поговорить с…
Она замолкает.
— …Ником. Не нужно так уж бояться произнести его имя. Я могу. Ник, Ник, Ник.
Я поднимаю руки.
— Видишь? У меня нет с этим проблем.
Но у меня, конечно же, с этим есть проблемы. На моем сердце уже были раны, оно и раньше подвергалось ударам. Сперва смерть Сэма. Потом мальчики. И вот теперь Ник. Но это другое, это больше. Похоже на пузырь горя, в тонких стенках которого я заключена. Как бы быстро я ни бежала, пузырь движется вместе со мной. Белка в колесе.
Я стала одна ходить по улицам. У меня есть пистолет. Я знаю, как им пользоваться, Моррис меня научила. В кармане у меня нож, и им я тоже умею пользоваться. Хотя действительно ли могу? Я не знаю. Но он у меня есть — холодная твердая стальная гарантия моей безопасности.
В карманах моего теплого пальто также есть и другие вещи: еда, деньги и мои ключи. Я не могу избавиться от этой привычки.
И нераспечатанное письмо Ника. Все, что у меня от него осталось.
Сейчас
Ты любишь меня, мама?
Да.
Почему?
Потому что ты мой.
Почему?
Потому что мне повезло.
Тогда почему же ты не выглядишь счастливой?
Ах, малыш, я счастлива, что есть ты, но вместе с тем я и грущу.
Почему?
Потому что скучаю по твоему отцу.
Ты его тоже любишь?
Да, малыш, люблю.
Тогда почему его нет здесь?
Мы идем к нему, малыш, уже немного осталось.
Тогда
В этом подвале хранятся сокровища. Золотые бруски, упакованные в полиэтилен. Их ценность беспредельна. Я открываю коробку. Сую чудесный брусок себе в карман.
— Ты и вправду собираешься это есть? — говорит Моррис у меня за спиной. — Я перестала уже много лет назад.
Я вздрагиваю от неожиданности, «твинки»[45]падает на пол с мягким хлопком.
— Запасы, — говорю я. — Я собираюсь уходить.
— Опять? Чем ты там занимаешься?
— Гуляю. Заглядываю в витрины магазинов. Выхожу, чтобы выпить утренний чай с девчонками.
Она входит в кладовую. Это комната размерами с мою квартиру, она заполнена продуктами. Здесь собрано большое разнообразие сладостей, прекрасная еда для конца света. Моррис вытаскивает золотистое пирожное из коробки, снимает обертку и запихивает его в рот. Затем еще одно. Проглотив, она широко улыбается мне, на ее зубах — налипшие крошки бисквита.
— Черт, я уже и забыла, как это вкусно. Ты уже прочла письмо Ника?
— Не-е-ет.
— Ну, ты крута!
— Это говорит женщина, только что затолкавшая «твинки» целиком себе в рот.
— Два.
— Леди и джентльмены, перед вами Тара Моррис, чемпион по поеданию «твинки» среди тех, кто остался после конца света.
Мы хихикаем, словно глупые девчонки, беззаботно и жизнерадостно, пока действительность снова не начинает сжимать нас своей безжалостной лапой.
Моррис становится угрюмой.
— Открой письмо. Пожалуйста.
— Я не могу.
Она качает головой. Ее глаза прощают мне это, а губы — нет.
