– Ой вряд ли. На что она налезет? На чешуину?
– В таком случае, он ждет появления невероятного силача, – Арин кивнул на дракончика. -Или магией сделает что-то с этой короной, чтобы она не была такой тяжелой.
– Представляю себе этот отбор королей. У меня в мире была легенда, по которой королем должен был стать тот, кто выдернет меч из камня, а тут мы её переделаем. Король – тот, кто может проходить хотя бы пятнадцать минут в такой короне!
Мы заговорили уже чуть громче, чем следовало, и Воларэ завозился в своей кроватке, звеня золотом. Пришлось на несколько минут благоговейно умолкнуть; всё-таки, не хотелось потом вновь вспоминать какую-нибудь новенькую сказку, тем более, в местном фольклоре я совершенно не ориентировался.
Впрочем, это ли не счастье? Конечно, заботиться о ребенке всегда сложно, но я почему-то чувствовал себя так, будто в тот момент, когда дракончик вылупился из яйца, обрел внутреннюю гармонию.
Было в его появлении что-то необычайное, магическое...
Или, может, это чары любого отцовства?
Мне не удалось узнать об этом в моем прежнем мире, и я, если честно, радовался, что у нас с бывшей женой не было ребенка. Как бы мне удалось прижиться здесь, если б я постоянно думал об оставленном где-то малыше?
Даже если бы знал, что с ним всё хорошо, расставаться со своими детьми – всегда очень трудная, болезненная задача.
Тем более, зная, что вы никогда не видитесь вновь.
А так, в прошлом меня уже ничего не держало. Зато здесь любовь, отцовство, драконья сущность, наконец, держали, как очень прочный якорь.
.Малыш наконец-то перестал крутиться и, кажется, уснул крепче. Я повернул голову к Арину и шепотом, чтобы не помешать сну ребенка, спросил:
– А что с кубком?
– Он однозначно такого типа, как тот, благодаря которому я стал драконом, – прошептал он. -Но какие условия его наполнения – неизвестно. Быть может, он наполнится, если будет надо среди людей кого-то сделать драконом, и этот кто-то превратится в будущего короля... Откуда мне знать?
Арин несколько раз пересказывал историю своего обращения. У драконов существовал магический артефакт, эдакая чаша, которая наполнялась жидкостью только для человека, который считался достойным, чтобы превратиться в дракона.
Обычно для определения этой достойности требовалось прохождение каких-то испытаний, а чаша хранилась у короля Земнолесья и использовалась драконами только в крайнем случае. Арин не слишком стремился к обретению крылатой ипостаси, с драконами он жил потому, что не выдерживал в родной стране – тогда ещё правил местный, немного глуповатый король Риан.
Ну, или не немного, а сильно глупый.
Но потом чаша куда-то пропала, и, пытаясь вернуть её драконам, законным владельцам, Арин вместе с уже иномирным королем Рианом и тогда ещё не королевой, а только герцогской дочкой Маргарет влез в неприятности.
И, когда чаша наполнилась, рискнул испить её до дна.
Так он стал драконом. Небольшим, но, как посмеивался сам, очень ядовитым. Изменения в размере, кстати, Арин решительно игнорировал, говорил мне, что это я придумываю и преувеличиваю, хотя на самом деле мне его рост казался очевидным.
Кубок же, появившийся после появления на свет Воларэ, был очень похож на ту чашу. Но -пустовал, жидкости в нём никто не обнаружил. И кто знает, каковы должны быть причины для его наполнения.
Сейчас нам хватало и других забот.
– Как думаешь, – я повернулся к Арину, – может, этот кубок поможет Воларэ обрести человеческую ипостась?
Арин явно смутился. Это был весьма опасный вопрос, мы понятия не имели, сколько времени должно пройти, чтобы дракончик обрел в себе человека, и есть ли в нём тот человек вообще.
– Не думаю, – наконец-то промолвил Арин. – Человеческая сущность в Воларэ очень крепка. Он мыслит, как. Ну, как дракон с достаточно сильной человеческой половиной. Другое дело, что эта половина пока не проявилась. Но мы не знаем, в какой ипостаси он пребывал в яйце и не оборачивался ли там несколько раз. Возможно, нет. Но если он и развивался физически как дракончик, человек в нём должен быть. Не старше двух лет, если судить по размеру дракончика.
Я покачал головой.
– Но ведь мы не знаем, обратится ли он вообще.
– Да, не знаем, – подтвердил Арин. – Но пока нет никакого повода для тревоги. Он здоров, он в порядке, он нормально развивается.
– И может всю жизнь провести в теле дракона.
– Это не так и плохо.
– Да. Но это очень одиноко.
Я вздохнул и посмотрел на малыша. Нет, он был очень милым дракончиком, но. Арин уже рассказывал, что большинство детей обретают драконью ипостась лет в шесть-семь, а то и гораздо старше. Редко кто в три или в четыре встает на крыло. Случаев оборота в более раннем возрасте не наблюдалось вообще.
А драконов, которые не оборачиваются, сейчас не существует, да и они были зверьми.
Я не был детским психологом или психотерапевтом, всегда работал со взрослыми, но мне известно, что такое детская травма. Очень многие пострадали именно из-за того, что их травили в школе, не принимали в коллективе, не было друзей и достойной поддержки.
Многие вопросы решают любящие родители. Но их недостаточно. Ребенку нужен коллектив, социализация. Существуют, конечно, исключения, но там речь скорее о патологических состояниях, когда у малыша отклонения и его надо лечить. Но даже в том случае практически всегда ему надо общаться со сверстниками, только, возможно, немного в иной форме.
Увы, если Воларэ так и останется маленьким дракончиком, пока он не вырастет до большого дракона, контактировать ему будет не с кем.
Другие дети по наущению собственных родителей наверняка будут воспринимать его скорее как животное, чем как своего сверстника, такого же полноценного и разумного, как и они сами. Ведь в головах очень сильно укрепляются стереотипы...
А придумать что-то более стереотипное, чем дракон, имеющий только животную форму и животное создание, сложно.
Конечно, можно повторять, что люди это тоже животные. Сказать вообще можно много чего. Но поможет ли это в данной ситуации?
Мне очень не хотелось, чтобы Воларэ остался одиночкой, дракончиком, которого отовсюду гонят. Или превратился в жестокого дракона, который, обретя физическую мощь, будет атаковать своих собратьев, способных на оборот.
О прочих проблемах мне и думать не хотелось. Ведь у нас с Марленой, вполне возможно, будут и другие дети. И что тогда?..
Не говоря уж о том, что «мама» Воларэ – человек. Рассказывать ему об Ириане мне не хотелось совершенно, ни сейчас, ни много лет спустя. Возможно, придется, но лучше позже, чем так скоро, а ведь он может начать задавать массу неудобных вопросов.
И это мы пока с Арином не разговаривали о длительности жизни драконов. Марлена вроде бы заикалась, что она не такая же, как у обычных людей, но под давлением текущих проблем я не слишком вникал в этот вопрос.
