–Так это вы уничтожили Коха?– он заходил по комнате, жестикулируя и ругаясь, я не перебивал его, давая возможность выговориться.– А ведь я подозревал тебя, тогда, во время нашего знакомства. Нет, я не заметил разницы с настоящим Осипчуком, тебе повезло, что я просто не помнил, как тот выглядел. Дальнейшие твои поступки убедили меня в твоей преданности, сомнений не было, ты казался своим на сто процентов.
–Это было самым трудным, если бы тогда вы заявили, что я самозванец, со мной было бы покончено раз и навсегда. Но судьба распорядилась иначе, надо отдать ей должное.
–Ты, парень, просто уникум, твое бесстрашие, отвага, теперь я понимаю, откуда все это. Немцы причинили тебе много вреда, как же ты можешь после все этого жить вместе с нами. Удивляюсь, ведь с самого начала войны нас убеждали в том, что все большевики только и хотят, что уничтожить Германию.
–Это ваш идиот Геббельс так считал,– махнул я рукой.– Если вспомните, до войны наши страны отлично ладили. А если взглянуть чуть шире на эти проблемы, то сразу становится ясным замысел англосаксов. Они любой ценой не допустят сближения Германии и России, ибо вместе мы – сила. Наши недра, природные богатства, ваши знания и порядок могли бы свернуть горы, и этого не хотят допустить на Западе.
–Да, парень, сейчас ты кажешься мне еще старше, чем казался ранее.
–Меня заставили повзрослеть рано, в десять лет дети играют в песочнице, а я убил первого человека. Гниду, правда, но все же человека. А уж школа абвера заставила меня и вовсе стать взрослым. Тогда, в сорок первом, я не выжил бы, не начни я думать, как взрослый мужчина.
–Раз ты из первых курсантов, значит, проходил обучение не Варшаве или Кенигсберге, а в Германии?
–Да.
–Я слышал об этой школе, у нас такого никогда не было. Вас ведь заставляли убивать друг друга, чтобы проявить верность Германии, так?
–Мне повезло с самого начала. Я не убивал никого, кто не заслуживал этого. Первым, как уже рассказал, был перебежчик, предатель, кинувшийся на меня с ножом и чуть не отрезавший мне голову. Потом были другие… Извините, господин полковник, думаю, это уже не важно.
–Да-да. Я бы хотел услышать, что ты хочешь делать дальше. Уйти со мной назад, к большевикам?
–Если бы я просто хотел вернуться на Родину, давно бы уже был там.
–Что тогда? У тебя задание?
–Задание у таких, как я, одно – приближать победу. Но у меня лично есть огромное желание совершить одно дело, которое я обдумываю с прошлого лета.
–Ты не боишься рассказывать мне все это, думаешь, что я уже завербован?– усмехнулся полковник.
–Мне не нравится слово завербован. Я бы назвал это сотрудничеством. Если бы вы хотели меня сдать или убить, уже сделали бы это. Вы разумный человек, зачем делать ненужные шаги? Войне конец, режиму фюрера – конец, Германию ждет капитуляция и… Вы же помните, что было после Великой войны?
–Полное разграбление и унижение всего народа,– кажется, Дюррера даже передернуло при мысли об этом.
–Сталин не даст союзникам сделать с Германией то, что они уже один раз провернули, но все же страна будет разрушена очень серьезно.
–Сталин не даст? После всего того, что вермахт сделал на территории СССР? Я не верю, Юра.
–Ваше право, но Верховный очень мудрый человек. Сейчас мы немного не успеваем, вы же должны понимать, что союзники открыли второй фронт не просто так, солидарностью с нами там и не пахнет.
–Хотят успеть к разделу пирога?
–Естественно. Иначе наши танки дойдут до Ла-Манша, а это для них хуже виселицы.
–Да… И что же ты задумал?
–Помните визит фюрера в школу?
–В прошлом году, когда он лично тебя похвалил? Конечно, помню.
–Я хочу сблизиться с ним.
–Чтобы убить? Это невозможно, Юрий. Охрана там не чета полевой жандармерии.
–Я не собираюсь его убивать. Этот человек должен предстать перед судом, а у нас есть очень веские подозрения, что он не сдастся.
–Это исключено. У каждого военного чиновника на таком уровне лишь один выход – ампула с цианидом, зашитая в воротник или в манжеты.
–Слышал об этом. Подумайте, можно ли как-то попасть в окружение Гитлера? У меня были наметки на Гитлерюгенд, он вроде бы очень тесно общается с этой организацией, верит ее членам, да они и на самом деле являются фанатиками.
–В этом есть смысл, тут ты прав. Этих мальчишек воспитали на теории превосходства, для них фюрер – бог. Надо подумать, я еду завтра в ставку, меня уже проинформировали, есть хорошие люди, что от меня хотят потребовать отправить всех учеников и преподавателей на фронт. Не знаю, увижу ли я фюрера, вызывает меня адмирал.
–А вы в курсе, что он уже договаривается с англичанами?
–Это можно предположить, он не раз высказывался о целесообразности войны с Островом. Хорошо, Юра, завтра я что-нибудь узнаю. Как ты хочешь переправить нас на ТУ сторону?
–Для этого мне нужен один человек… Точнее, даже два.
–Значит, гауптман Ригель и тот, с кем ты вернулся из последнего рейда, агенты Советов? Как смогли завербовать такого офицера, как Ригель? Он же член партии, заслуженный офицер вермахта, имеет награды и служит всю жизнь…
–Когда-нибудь, господин Дюррер, вы все узнаете,– улыбнулся я,– а пока зачем вам это?
–Ты прав, это лишнее. Значит, у вас есть возможность переправить нас на ТУ сторону, но все зависит от меня?
–Я прекрасно представляю ваши силы относительно помощи по внедрению в Гитлерюгенд. Не сможете, что же, значит, будем искать другую возможность.
–Завтра с утра я сделаю необходимые звонки, и твои товарищи,– он проговорил это слово на русском,– будут в городе в течение суток. А пока можешь нас оставить, необходимо все осмыслить и обдумать?
–Конечно, пойду погуляю в саду, жаль, что еще прохладно, но зима все же кончается, а это меня радует всегда.
–Ты понимаешь, что ты сделал?
Кузнецов, или гауптман Ригель, вместе с Борисом, который находился в распоряжении Дюррера, обучая диверсантов, прибыли в город ровно через сутки, как и заявлял полковник. Встретились мы за городом, с восточной стороны от Берлина. Парни приехали на легковом автомобиле и очень радовались встрече. Услышав, что я провернул с Дюррером, Кузнецов пылал от восторга.
–А чего такого особенного я сделал?
–Ты завербовал… Блин, ты – мальчишка, завербовал полковника абвера! Как ты смог это провернуть? А если ты ошибся, и он лишь делает вид, что согласен? Понимаешь, что нас всех сейчас могут взять за одно место, и все!
–Я уверен, что не ошибся в нем. Хоть и партийный, но он не отмороженный нацист. Дюррер был военным еще до прихода фюрера к власти. Как и у многих, у него не было выбора, и в партию вступить пришлось, иначе ходил бы в лейтенантах, это максимум. А он – специалист. Ты и сам мне говорил, что его методики очень хороши, так что, думаю, жизнь ему важнее партии. Скажи мне только, мы сможем их переправить?