– Там режимный объект, все патрули и приданные части плюс охрана давно зафиксированы и отмечаются. Как могут на территории закрытого института оказаться неизвестные военнослужащие вермахта? Да никак…
– Как же быть тогда? – голос ученой дрогнул. – Если туда не попасть, то зачем все оно было нужно?
– Попадем, не бойся, как обычно и попадали, не притворяясь никем. У твоей подружки еще немало сюрпризов заготовлено, как мне кажется. Вон как гладко прошли, стоило ей появиться, мда…
– Ты все так же ей не доверяешь? – Саша уставилась на Куминова своими глазищами. – Думаешь, не вижу?
– Сильно заметно?
– Достаточно, Коля. Поверь, что достаточно. – Ученая вздохнула. – Плохо это. Юлька, конечно, еще та оторва, да и работала за линией фронта одна, и сколько времени, но она не предатель.
– Дай-то бог… – Куминов зевнул. – Спать мне-то как хочется, ох ты ж. Пошли, поможешь?
– Пошли.
– Расул?
– А? – дремлющий башкир приоткрыл глаз.
– Пошли тоже, наберем всего помаленьку.
Прибалтика, территории Восточной Пруссии, 196… год
Замок был очень красив. Один из немногих, что смог остаться целым с момента постройки и заканчивая бушующим XX веком. Его строили как одну из резиденций ордена братьев-меченосцев, потом он отошел к Тевтонскому ордену. Чуть позже переходил из рук в руки, меняя владельцев, так же часто, как менялась карта этого небольшого куска Европы. Рядом прокатывались бури войн, замок озаряли пожары деревень, то появляющихся, то исчезающих вокруг него. После Грюнвальда номинальным владельцем замка был литовец, чуть позже поляк. Потом вновь все встало на свои места, и старинные помещения, спрятавшиеся за стенами грубой каменной кладки, оживила немецкая речь.
Но все это было для замка полной ерундой. Главное было другое. Первое – его построили здесь не просто так. И пусть находился он на высоком холме среди густых дубрав, и его окаймляла полноводная река, которая могла спокойно вывести хозяев к морю. Его ни разу не взяли осадой, слишком удачно он был построен и очень крепок был его камень. Но дело было не в этом. Дело было лишь в самом месте, в самом холме, очень давно, еще в темноте древних веков изрезанном тоннелями и пещерами. Капище, находившееся глубоко под землей, было его сердцем. А верхушка холма, которую оседлал мощный донжон, помнила костры, пляски и крики. Крики жертв, их муку, боль, пролитую кровь, которую можно было мерять даже не ведрами. Бочками следовало измерять кровь, пролитую на старом холме. Место, которое давным-давно те, кто жил бок о бок с людьми, заняли из-за выходов той энергии, что питала их. И странно было бы предположить, что человек, неуемный в своей жажде власти над миром, не узнает этого и не решит воспользоваться. Так и вышло, и это было второй из главных причин.
В одну из тех ночей, когда Другие собрались здесь, на самой верхушке старого холма, достав из пещер такие необходимые реликвии, хранившиеся там веками. Именно в эту ночь все изменилось. Молоденькая девушка из бедной рыцарской семьи, жившей в этом краю, видела, как все закончилось. Лежа на древней каменной плите, покоящейся на холме издревле, ощущая кожей, покрывшейся мурашками, холод, идущий из темных провалов холма, она ошиблась. Ошиблась в том, что подумала о спасении и помощи, пришедшей к ней. Да, факелы, озарившие ночь, крепко сжимали в левых руках латными и кольчужными перчатками ее соплеменники. В правых, отводя их назад для немедленного удара, каждый держал смертельное для Других железо, острое, жарко блестевшее в свете в кроваво-рыжих сполохах пламени. Мелькала сталь, падая вниз с высоты хрипящих от ярости боевых коней, рушилась прямо на головы тех, кто хотел принести ее в жертву в ночь летнего солнцестояния. Девушка сначала зажмуривалась, когда алая, бурая, багровая, черная и зеленоватая кровь брызгала на нее из разваливающихся странных тел. Потом, когда кровь уже успела чуть спечься, покрывая все ее стройное и тонкое тело еле ощутимой коркой, она перестала закрывать глаза. И старалась хотя бы не вслушиваться в то, что творилось вокруг. Холм был окружен полностью, обложен кнехтами плотно, как в волчью облаву, ни одна мышь не проскользнет. Вокруг девушки, лежавшей на ледяной плите, царила смерть. Дикая, безжалостная, беспощадная, страшная в своей настоящей ипостаси.
Кнехты действительно лишь стояли в оцеплении, принимая на острия гизарм, сошень, копий и рогатин тех, кто смог прошмыгнуть меж бешено бьющих копыт и мечей, топоров, шестоперов, клевцов. Девушка, которая уже не могла отворачиваться, смотрела на то, что видела. Просто смотрела, впитывая каждый момент бойни у лысого холма. Как обвисают на лезвиях вздернутые вверх мохнатые получеловеческие тела. Как отточенный буздыган крошит череп зеленоволосой лесной девки. Как стрелы арбалетов протыкают женщин и мужчин из соседних поселений, оказавшихся здесь по собственной воле.
Никто не ушел, даже те, кто решил скрыться в подземельях. Все ходы и выходы были перекрыты плотно. Все закончилось быстро и одновременно длилось, казалось ей, целую вечность. Потом… потом на холм, скользя по кровавой росе на траве, поднялись семеро мужчин в латах и темно-багровых плащах. Девушка из обедневшего старого рыцарского замка потянулась к ним, напрягая кожаные путы на лодыжках и запястьях. Чуть позже, когда стало ясно, что обряд будет завершен, она чуть не порвала их, рванувшись неожиданно сильно, надсаживая сухожилия и мышцы. Не смогла.
Ритуал был проведен в точности, как указывала старая книга, с листами толстого пергамента и странными, багровыми чернилами на них. И все время, пока поверх засохшей крови бежали ручейки свежей, льющейся из разрезов на ее теле, девушка смотрела на то, чем книга была обтянута. Материал был кожей, темной, гладкой. И все это время, пока сверху, разваливая на две части брюшину, на нее не рухнула зазубренная полоса стали, девушка смотрела на один фрагмент, всего один фрагмент на переплете. Два темных кружка, сверху и снизу, сморщенных, небольших кружка…
Так у холма появились новые и постоянные хозяева. И он, древний и страшный, хранил теперь их тайны. Спустя несколько лет, для более надежной их защиты, рыцарь Отто Роттенштерн, ставший первым его владельцем, привез откуда-то с юга высоких сухощавых людей, еще говоривших на языке панов и сатиров. Следом были привезены смуглые тонкие жители страны, что когда-то называлась Кем. Камень, железо и древесину привозили издалека, в бывший Крулевец и отправляя вверх по реке, разгружая на берегу у подножия холма. Высокие стены, остроконечные башни и донжон выросли за три лета, скрепленные раствором на миллионах растворенных в нем яичных белков и крови принесенных в жертву невольников. Замок рос и оживал.
У замка всегда были лишь номинальные хозяева, те, кому давали даже не право… обязанность следить за тем, чтобы замок служил своему новому предназначению. Менялись династии и королевичи-корольки-короли и королята, иногда на престол очередной местной мелкоимперии поднимались и женщины, но редко. А замок жил, казалось, сам по себе. Принимал под своими темными стенами и сводами тех, кто слушался и хранил книгу в переплете темной кожи. И его настоящие хозяева пережили вместе с ним многое и многих. Ждали своего часа и тех, вернее того, кто решит повергнуть весь мир на колени и пройтись по нему подкованными сталью сапогами. Они делали выбор и часто ошибались. Казалось, вот он момент, когда все идет, как надо, но всегда что-то не выходило. И часто, очень часто, вмешивался непокорный и гордый восточный сосед. Обманчиво неуклюже и мощно, как давно истребленный в местных дубравах медведь, вставал на дыбы и сокрушал очередной выбор даже тогда, когда книга говорила обратное. Но хозяева замка были терпеливы и умели ждать.
