Гая, произнесшего что-то, что укрылось от слуха Хаджара. Тот бился в бессмысленной и бесполезной ярости, будучи способным лишь наблюдать за безучастной луной над головой.
— Кажется, мы остались один на один, ваше величество.
— Ты поплатишься, отродье Врага!
И битва продолжилась, но судя по звукам с каждым новым обменом ударов, с каждым витком таинственных для Хаджара Правил, её обороты падали. И вот уже во второй раз Хаджар отчетливо услышал знакомый звук, с которым меч терзает плоть и стон. Глухой удар брони о каменный пол и шаркающий, хромающий шаг.
Когда Ваха вновь встал над Хаджаром, то он с трудом напоминал себя прежнего. Покрытый множеством жутких ран, местами с костями, торчащими сквозь броню, в которую превратились его одежды, левая рука отсеченная по локоть, а на правой нахватало несколько пальцев. Лицо пересекал глубокий разрез, через который вытек левый глаз и была видна носоглотка.
— Пришло… время, — Ваха занес руку с полоской стали и…
Замер. Застыл, не в силах пошевелиться. Точно так же, как и Хаджар. И только по бешено вращающемуся глазу, полному удивления и неверия можно было понять, что что-то идет не по плану. Хаджар не понимал, что происходит, но вдруг заметил, как струйки крови на руке Ругнара сливаются в знакомый ему узор татуировки.
Давление силы, не позволявшее Хаджару двигаться, постепенно ослабевало. Но вместе с этим все сильнее начинал дрожать и Ваха, по крупице возвращающий контроль над своим телом.
Сколько бы времени не выиграла тень Тирисфаля — Хаджар не собирался тратить это время попусту. Прикрыв глаза, он потянулся внутрь себя. Туда, где не дул ветер, туда, где не было ни света, ни тепла, где не было ни друзей, ни семьи, ни родных. Туда, где был лишь холод, а потом еще глубже. Пока, наконец, не достиг самого основания. Своего я. Души. Сознания. Как угодно.
У него не было времени разгадывать мистерии и тайны собственного естества. Поэтому когда он увидел четыре цепи, то просто схватил ту, что обвила ножны с мечом — его силу. Он взял её так крепко, как только мог, обмотал вокруг своей груди, пустив под руками, а затем завязал на поясе. Ему было без разницы, что произойдет. Как далеко назад он шагнет на своем пути развития.
Какая разница, что за жертвы ему придется принести.
Только что, на его глазах, Тирисфаль преподал ему последний свой урок. Даже если от тебя останется песчинка, незначительная крупица, то этого будет достаточно, чтобы пошатнуть врага. Потому что если ты при жизни не увиливал и не отступал, если твоя собственная сила была велика, то даже после смерти, даже после забвения, она никуда не денется. Она будет здесь. Ждать, когда другой такой же глупец потянется за ней, возьмет её, примет как свою.
Потому что сила каждого это и сила тех, кто шел за ними, и на чьих плечах Хаджар проделал первую часть своего пути. Теперь Безумный Генерал видел, чувствовал и знал, что каждое из звеньев в этой цепи имеет свое имя. Имя тех, кто был до.
И во второй раз боевой клич пронзил пространство:
— А-А-А-А!
И ударили боевые барабаны, разбивая в крошку каменные стены древней обители. И зазвучали голоса тысяч павших воинов, пришедших на зов своего Генерала, разбивая построения фанатиков, даруя силу тем, кто еще бился, чья сталь звучала о сталь.
И пока пусть тень, пусть незначительное эхо, пусть лишь крупица, но крупица исходящего из Хаджара Правила накрыла зал. Она смела Ваху, искомкала его тело, отшвырнуло в сторону и когда тот, лишенный рук, ноги, с разорванным животом и почти затухающим взглядом с трудном поднял голову, то увидел пылающий ветром и зимой Синий Клинок, смотрящий ему прямо в лоб.
— У меня был учитель, — сплюнул Хаджар. — Его звали — Орун-Тирисфаль. Величайший Мечник Дарнаса!
И единым порывом Хаджар погрузил клинок в череп Мастера Ордена Воронов, а следующим мгновением аномалия разрушилась.
***
Хаджар стоял посреди пылающего марева. Под ним, где-то вдалеке, внизу, закованный в цепи, на горе из черепов бесчисленного множество павших, стояла знакомаяфигура.
— Я поглотил слишком много осколков.
— Это так, — кивнул Черный Генерал.
Он стоял поодаль, закутанный в балахон так плотно, что не разобраться лица, лишь несколько прядей белых волос струились по ветру.
— Мы на Горе Черепов?
— Рядом с ней, — и на этот раз Враг не стал отрицать. Оборванные цепи звенели под складками одеяний.
— Ты освободился?
— Еще тогда, мой ученик, после Пустошей — цепи были разрушены и я обрел свободу.
— Но почему ты тогда все еще не поглотил мое сознание? И почему не бросишься освобождать его.
Черный Генерал повернулся к Хадажру, но все еще не было видно лица. Лишь белые волосы и ощущение… будто на него смотрел Орун. Или тот, кто обладал такими же глазами…
— Потому что,
