вы начали ворочаться и поворачиваться в перевязях, в которых мы вас несли. Вы сможете преодолеть последние три мили?
Путешественники заверили его, что смогут, хотя у Энсил были свои сомнения. Таулинин жестом указал на Нолсиндар, которая держала в руках сверток зеленой ткани, крепко перевязанный веревкой.
— Это ваше особое бремя, — сказал Таулинин. — На удивление тяжелое для такой маленькой вещи. Кто его понесет?
Путешественники с беспокойством посмотрели друг на друга. Этот вопрос еще не возникал.
— Будьте так добры, потерпите эти последние мили, — наконец сказал Герцил. — Мы... не совсем пришли в себя. У меня, например, кружится голова, и такое чувство, что я забыл что-то, или, возможно, много чего. Вы накачали нас наркотиками, так?
— С вашего согласия, — сказала Нолсиндар, — хотя, откровенно говоря, вы сопротивлялись.
Охотничья собака устало прислонилась к икре Лунджи.
— Вы даже накачали наркотиками бедного Шилу, — сказала Лунджа, наклоняясь, чтобы погладить животное.
— И несли его, — сказал Таулинин. — Он не проснулся, но любое животное может. И те, кто просыпаются, сохраняют свои прежние воспоминания, воспоминания животных. Мы не можем рисковать в эту беспокойную эпоху.
— У меня такое чувство, будто я проспала несколько недель, — сказала Таша. — Насколько долгим было путешествие на самом деле?
— Не недели, — сказал Таулинин, и по его тону было ясно, что больше он ничего не скажет.
— Но Таулинин, где Дасту? — внезапно спросил Рамачни. — Надеюсь, вы не забыли его там, в Сирафсторан-Торре?
Среди селков пробежал мрачный ропот.
— Не шути так, — сказал Таулинин. — Юноша нас обманул. Он только притворился, что проглотил гриб и тот сон, который он должен был принести. Когда в первый день нашего путешествия стемнело, мы остановились отдохнуть на вершине глубокого ущелья и уложили вас всех рядами. Должно быть, он наблюдал за происходящим сквозь прищуренные глаза. Лежа там, мы услышали рев маукслара далеко позади нас, в Торре. Мы все обернулись, опасаясь, что демон может выскочить из-за вершин, несмотря на то, что мы старались скрыть свой след. И именно в то время, когда мы были таким образом отвлечены, ваш спутник поднялся и ускользнул. Мы бросились в погоню, но ущелье разветвлялось на множество расщелин, а низины были лесистыми и черными. И все же я удивляюсь, что он сбежал от нас. Должно быть, он бежал почти так же быстро и бесшумно, как мы.
— Что вы будете делать? — спросил Большой Скип. — Позволите ему убежать?
— Ни в коем случае! — сказал Таулинин. — Он может только навредить, если сумеет остаться в живых. Мы будем искать его повсюду. Это моя неудача, и его поимка будет моей обязанностью.
— Вы можете долго охотиться за ним, — сказал Герцил. — У Дасту большие таланты шпиона.
— Но у него нет таланта доверять, — сказала Нолсиндар. — Он нашел бы среди нас только исцеление и дружбу. Интересно, куда заведет его подозрительность? К нашим врагам? Может ли он больше верить в их милосердие, чем в наше?
— Тайный Кулак не учит милосердию, — сказал Герцил. — Только силе, а иногда сила означает умение торговаться. У Дасту есть только одна вещь, которой он может торговать: его осведомленность о нашей миссии. Если он решит выдать нас нашим врагам, он может это сделать.
— Не будет никакой торговли, если Обитатель Дуирмалка схватит его в свои когти, — сказала Нолсиндар. — Демон вскроет его разум и отберет знания, как медведь отбирает мед из сотов.
— Думаю, я хочу снова заснуть, — пробормотал Пазел.
Таулинин посмотрел на него.
— Мужайся, — сказал предводитель селков. — Дважды в своей жизни я видел, как Алифрос оказывался на краю гибели, и дважды мы выбирались из пропасти. И, что бы ни случилось, останутся звезды.
— Я просто не могу понять, как они должны утешать, — сказал Пазел. — Звезды, я имею в виду.
Таулинин улыбнулся:
— Возможно, однажды ты поймешь. Но что бы ни принесло будущее, какое-то время в Уларамите вы будете в безопасности.
Уларамит! Слово поразило Энсил, как удар грома. Она уже слышала это раньше, так? Где, когда? Она никак не могла вспомнить, что это было, и все же внезапно оно показалось ей очень знакомым, как название какого-нибудь дома или пристанища, где она бывала ребенком, места, где она была счастлива; места, потерянного в раннем возрасте и больше никогда не увиденного. Она увидела, что это имя вызвало отклик и у остальных: внезапно их глаза засветились. Она почти могла бы назвать это голодом.
— Уларамит, — сказал Рамачни. — Вы освободили мой язык, произнеся это имя. И, подумать только, я боялся, что никогда больше его не увижу.
— Ты был там? — спросил капрал Мандрик, качая головой. — Есть какое-нибудь место, где ты еще не был?
— Я тоже там была, — сказала Таша.
Остальные удивленно посмотрели на нее, и темные глаза Рамачни заблестели.
— Только не ты, Таша, — сказал он.
На лице Таши появилось выражение отстраненности и рассеянности. Пазел и Нипс придвинулись к ней поближе: всем им был слишком хорошо знаком этот взгляд. Таша даже не взглянула на них.
— Я была там, — настойчиво сказала она. — С тобой, Рамачни, разве ты не помнишь?
Маг ничего не сказал. Внезапно в глазах Таши промелькнуло сомнение.
— Нет, — сказала она, — я еще не пришла в себя. Прости.
— Некоторые знают это место сердцем еще до того, как их ноги коснутся его благословенной почвы, — сказал Таулинин. — Но приходите и убедитесь сами.
Герцил опустился на колени, подставляя плечо, и Энсил запрыгнула на него, держась, как всегда, за его волосы. Туннель постепенно поднимался вверх, извиваясь, как змея. Они переходили от одного пятна солнечного света к другому. Она увидела, что каждое отверстие в потолке на самом деле было шахтой, ведущей вверх футов на десять-двадцать и заканчивающейся буйством зелени: папоротниками, цветами, вьющимися лианами.
— Я знаю, что это за туннель, — сказал Болуту. — Лавовая труба! Разве не так?
— Отличная догадка! — сказал Таулинин. — Да, кровь-огонь горы образовал эту вход-дорогу и другие. Мы несколько часов шли по ней в темноте, неся вас на руках. Шахты освещают только последние несколько миль, где джунгли наверху охраняются. Скоро мы пройдем под горой и снова окажемся в
