ставке своей, что в Черной роще на реке Туул»:[891].
* * *
Возвратившись весной 1225 г. на родину из Западного похода, Чингисхан досконально разобрался в ситуации, сложившейся на юге — в Северном Китае и Тангудском царстве. В 1223–1225 гг. в связи со сменой правителей в чжурчжэньском, тангудском и южно-сунском государствах резко изменилась военно-политическая обстановка в этом регионе. И хотя на повестке дня стоял поход на Тангудское царство, которое перестало признавать свою вассальную зависимость от Великого Монгольского Улуса, Чингисхан понимал, что главным врагом и главной целью его будущих походов на юг по-прежнему является империя Цзинь. Но в то время крайне остро стоял вопрос об организации управления завоеванной монголами северной части Китая. И среди «мудрых повелений, которые он издал летом 1225 г.»[892], несомненно, была яса Чингисхана, связанная с ролью и активным участием в данном вопросе его советника по Китаю Елюй Чу-цая [893]
Император приказал Елюй Чу-цаю: «Обеспечить казне запасы и необходимые средства на удовлетворение военных нужд путем организации сбора налогов в Северном Китае»[894].
Необходимые пояснения об этом повелении Чингисхана мы находим в «Биографии Елюй Чу-цая» в «Юань ши»: «В век Тай-цзу (Чингисхана. — А. М.) в Западном крае (здесь — Средняя Азия. — А. М.) ежегодно были дела, и [Тай-цзу] не имел досуга управлять Северным Китаем. Чиновники сильно обирали [народ налогами] и думали только о себе — богатства [у них] достигали огромных размеров, а у казны не было никаких запасов. [В связи с этим] придворный чиновник Бе-де и другие сказали [императору]: „От ханьцев нет никакой пользы государству. [Поэтому] можно уничтожить всех людей и превратить [их земли] в пастбища“.
[По этому случаю Елюй] Чу-цай сказал [императору]: „Ваше величество собирается в поход на юг, и необходимо иметь средства на удовлетворение военных нужд. Если в самом деле в Северном Китае справедливо установить земельный налог, торговый налог и сборы на соль, вино, плавку железа и [продукты] гор и озер (выделено мной. — А. М.), то ежегодно можно получать серебра 500 тыс. лян (мера веса (37,3 г). — А. М.), шелка 80 тыс. кусков и зерна свыше 400 тыс. ши (мера объема (66,41 л). — А. М.). [Их] будет достаточно для снабжения [армии]. Как так можно говорить, что [от ханьцев] нет никакой пользы!“
Император сказал: „Попытайтесь для нас осуществить это!“»[895]
В 1231 г., как свидетельствует «Юань ши», Елюй Чу-цай доложил Угэдэй-хану о выполнении поручения, которое ему дал Чингисхан: государственные доходы в Северном Китае были обеспечены в избытке, а значит, появились достаточные средства для удовлетворения военных нужд.
* * *
Когда Чингисхан, возвращаясь из Западного похода, вместе с армией еще находился у истока Иртыша, он был оповещен о том, что новый правитель тангудов Ли-дэ-ван (1223–1226 гг.) предпринял попытку вторжения на монгольскую территорию в районе реки Эзний-гол и, склонив на свою сторону племена в Джунгарии, недавно вошедшие в состав Великого Монгольского Улуса, по сути дела, инициировал создание античингисовской коалиции.
По свидетельству «Истории династии Цзинь», в сентябре 1224 г. правитель тангудов заключил мир с Алтан-ханом, то есть фактически отказался наступать на чжурчжэней с запада. Более того, используя сложившуюся ситуацию, тангуды начали готовиться к войне с монголами еще активнее, а в октябре 1225 г. договорились с чжурчжэнями о предоставлении им военной помощи в грядущей войне.
Когда в ноябре того же года Чингисхан узнал о чжур-чжэньско-тангудском сговоре, дабы отвести надвигающуюся угрозу, он своим указом объявил войну тангудскому правителю:
«Император (Чингисхан. — А. М.) из-за того, что Си Ся (Тангудское царство. — А. М.) прятало его врага Нилха-Сэнгума (сына Ван-хана. — А. М.) и не посылало в заложники сына (правителя царства), (принял указ об объявлении им войны. — А. М.) и лично повел войско покарать его»[896].
«Чингисхан придавал походу на Тангуд такое важное значение, что, несмотря на свой преклонный возраст, решил сам вести свое войско, не доверяя выполнение задачи кому-нибудь из своих сподвижников. С другой стороны, это решение монгольского императора показывает, что он и в глубокой старости сохранил свои душевные и телесные силы»[897].
Правда, уже в самом начале наступления на страну тангудов произошли два события, которые сильно повлияли на моральное и физическое состояние Чингисхана: «В это время прибыло известие о печальном событии с Джучи (о смерти его старшего сына. — А. М.)… Чингисхан пришел от этого в великую печаль и огорчение…»[898].
Еще одно несчастье приключилось с Чингисханом во время облавной охоты, предшествовавшей наступлению на тангудов: Чингисхан упал с поднявшейся на дыбы лошади и сильно ушибся. Хотя соратники предлагали воротиться, а когда Чингисхан оправится от недуга, снова выступить в поход, он настоял на том, чтобы отправить к тангудам посланника с ультиматумом и тем временем, «ожидая возвращения его, недуг уврачевать… И назначил Чингисхан посла и повелел ему затвердить и передать тангудам сии слова:
„Бурхан (Илуху или Ли-де-ван. — А. М.), дотоль ты сказывал, что верные тебе тангуды мне правою рукою станут. И потому, когда отправился я воевать сартаулов, тебя через посла я известил. Ты ж слова не сдержал и не послал подмогу, зато надменными речами нанес мне кровную обиду. Тогда свой бег стремили мы в края другие, с тобой считаться было недосуг. Теперь же, милостию Небесного Владыки повоевав и покорив сартаулов, пришли мы переведаться с тобой (наказать тебя. — А. М.)“»[899].
Ответом на ультиматум Чингисхана стало высокомерное заявление тангудского военачальника Аша Гамбу: «„То я нанес тебе обиду, Чингисхан! И коль твои монголы делу ратному уж обучились и с нами посчитаться пожелают, пусть следуют в мои пределы, в Алашу. Там мы сразимся, и там найдется им пожива в юртах многостенных и на верблюдах вьючных люда моего. А коли возжелают серебра и злата, пусть бег свой в города Яргай и Эрижэу устремляют!“
Известясь от посла ответом оным, Чингисхан, все так же мучимый сильным жаром, воскликнул: „Вы слышали ответ тангудов?! Как можно уходить нам восвояси, когда они глаголят нам такое! Пусть я умру, но, видит Вечный Тэнгри, врагу обиды этой не спущу!“»[900]
И повелел засим Чингисхан:
«Мужи мои! Коварных ворогов изничтожайте! А тех, кои покорность явят, себе берите по произволенью!»[901]
Когда окончательный крах Тангудского царства стал очевиден, Чингисхан с большей частью своей армии вторгся на западные окраины чжурчжэньской территории. Это была последняя его попытка пробиться к Южной столице империи Цзинь — Нанжину.
В первый месяц осени 1227 г. Чингисхан, спустившись с гор на равнину, возглавил наступление монгольских войск на чжурчжэньский город Цзиннин; после его
