Корытного призывали явиться в комнату милиции.
— Это точно батя. Улететь бы не дал, — вполголоса шепнул Лёха, набрасывая на голову капюшон штормовки.
Площадь перед аэропортом была заполнена машинами от силы на треть. Но среди них выделялось дивное диво — оленья упряжка, и с ней два якута довольно потрёпанного вида. Мы завертели головами — где тот, кто нас сюда вызвал? В каком обличии предстанет перед нами друг? Курящие сбоку от крыльца не обращали на нас ровным счётом никакого внимания, из машин кто-то выгружал багаж, а кто-то наоборот, утрамбовывал чемоданы в багажник москвича.
— Вовка! Макарыч! — сложив руки рупором, крикнул я.
Может, ошибка, может, он нас не здесь ждёт. Может, мы опять глючим, на этот раз вдвоём.
— Здесь я, — раздался сзади негромкий голос.
Из дверей аэропорта вперевалку вышел мелкий якутёнок, на голову ниже меня, печально посмотрел на нас глазами-щёлочками.
— Вовка? — недоверчиво воззрились мы на него.
— Здорово, мужики, — так же негромко отозвался он. — Идём, нас ждут.
— Макарыч, ты ли это? Что произошло, как-то ты не рад.
— Что вы, я очень рад. Но я не один, с дедом, и у него к вам важное дело. Давайте пошевеливаться, дело не терпит отлагательства.
— Погоди, Макарыч, ты нас хоть в курс дела введи. Мы вообще улетать собирались.
— Щас вам дед всё объяснит. Не надо никуда лететь.
— Вова, — решительно преградил ему дорогу Лёха. — Мне не нравится такая таинственность. У каждого из нас есть новая родня, и наши интересы совсем не совпадают с их интересами. Я вон от бати сбежал. Тебя что, родня терроризирует? Так давай мы тебе поможем от них свалить.
— Спасибо за предложение, Лёша, не надо. Моего деда лучше послушаться, поверьте.
— Макарыч, млин, чё ты мозги паришь, русским языком скажи, что происходит? Нам реально некогда задерживаться, айда лучше с нами, — не выдержал я этого сгустка вселенской скорби, в который превратился наш Вовка.
— Хорошо, я скажу. Нам предлагают вернуться. Дед мой это может устроить.
— Вернуться? Серьёзно? Это возможно? — уставились мы на него.
— Он говорит, что да. Только надо поторопиться.
Якут, переминавшийся у оленей, решительным шагом прошёл к нам и набросился на Макарыча, виновато ссутулившегося под таким напором. Дед хлестал его хворостиной и сердито выговаривал на быстром якутском наречии.
— Э, дедуля, угомонись, — вступились мы.
— А, нашлись, окаянные, — переключился тот на нас. — По всему району вас искать пришлось. Поехали, — махнул он в сторону оленей.
— Куда поехали, и что происходит? — нахмурился Лёха. — Пока мне не объяснят, с места не двинусь.
— У меня вообще вылет через сорок минут, — прищурившись сообщил я. — С фига ли мне куда-то ехать с неизвестными якутами.
— Видишь, что ты натворил! — опять напустился дед на Вовку. — У!
Лёха перехватил занесённую для удара руку и процедил ему в лицо:
— Не балуй, дядя. А то как бы самому не прилетело.
И дед вдруг расслабился, сделав вид, что не он тут только что требовал куда-то ехать, брызжа слюной. Сел на скамейку, достал трубку и как ни в чём не бывало махнул Макарычу:
— Объясняй, «внучек».
Мы отошли на безопасное расстояние и Вовка опасливо косясь на «деда», прошипел:
— Он у меня шаман рода. Сильный шаман. Я супротив него, что мошка против ветра. И он знает, что я занял тело его внука. Они в тот день, как я понял, что-то там шаманили около этого Патомского кратера. Духа какого-то особо злобного задобрить пытались. Ну вот.
Вовка тяжело вздохнул, утёр нос рукавом грязной рубахи.
— А мы-то тут причём?
— Что-то у них не так пошло, и зацепило тех, кто поблизости оказался. Я не уверен точно, он мне ничего не рассказывает, только лупит почём зря и материт по-якутски. Сначала он меня в какой-то землянке запер и не выпускал. Сам пытался меня обратно отправить, как я потом понял, только ничего не вышло. Потом оказалось, я тоже кое на что гожусь. Как он сказал, хочешь вернуться обратно, ищи друзей. Лёшку я сразу увидел в Бодайбо, а тебя, Саня, помотало конечно. В больницу к тебе прийти хотели, но тебя там охраняли люди в штатском. Дед их кажется, боится. А потом я чётко увидел, что вы оба будете сегодня здесь, вот и караулили. Мужики, я домой хочу, поехали уже, а? Думаете, чего он успокоился? Уже увидел, что всё само решится вскоре, можно не напрягаться.
Вернуться! Нам предлагают вернуться обратно в своё время и в своё родное тело. А хочется ли мне? Снова одышка, суставы ломит на погоду, кашель курильщика. Одиночество. И сколько там мне осталось? Пять-десять лет? Может и побольше, конечно. А здесь и сейчас вся жизнь впереди. Да и не уверен я, что мне есть, куда возвращаться.
— Лёха, ты как? — спросил я, покачавшись с носков на пятки.
— Мне в принципе, и тут и там неплохо. Тут, с учётом твоих планов, интересное будущее, там жена осталась. Соскучился я. Опять же, бизнес.
— А если мне некуда возвращаться будет? — спросил я у Вовки. — Своё мёртвое тело я видел.
— Я тоже видел, — шёпотом ответил он, передёрнувшись всем телом. — Дед наши… эээ тела прибрал. Говорит, не мёртвые они, возвращения души ждут.
— А пацаны, значит, на своё место вернутся?
— Да, наверняка так. Ну, он надеется внука обратно получить.
Получается, мы захватчики. Где-то души этих мальчишек неприкаянные болтаются. Нечестно как-то. В конце концов, мы свою жизнь прожили, а я и в этой кое-что сделать успел. Даже любопытно на эффект бабочки полюбоваться будет.
— Ладно, если так, я как вы.
— Ну так что, большинством голосов, едем? — воспрял Вовка.
— Чёрт с тобой, едем. На оленях, что ли?
— О, ребята, с дорогами в этом времени кабздец полный. Нету той дороги, которой мы с вами в район приехали. Не построили ещё. Так что олени — не худший вариант.
Мы покосились на предложенный транспорт. Дед с хитрым прищуром смотрел на нас. Потом он выбил трубку, спрятал её за пазуху и преспокойно направился в здание аэропорта, махнув нам следовать за собой. Переглянувшись, мы отправились за ним. Внутри народу значительно поубавилось, большинство рейсов уже вылетели по
