лошадей… Руууф, отведи лошадей! – крикнул он.
– О, Ваше Сиятельство! В добром здравии? – к дороге подошёл второй его пятидесятник, оставшийся в лагере со своим отрядом. Лоренц бы и не вспомнил его лицо, если б не повязка и дорогие ремни на поясе. – Филиппа не видели? Музыканта нашего? К вам отправляли вчера, должен был вернуться уже, вродь.
– Я отправил его в город, – восторженно отозвался Лоренц, оглядывая изменившийся за эти два месяца лагерь. Шатры в двориках, огороженные хлипким заборчиком, разрослись, кострищ со скамьями стало куда больше, на заборе телег лежали меха и покрывала для ночных караулов.
– На кой хрен туда кого-то отправлять… – пробормотал ворчливый солдат, направивший на нужную дорогу. – Только приехали с оттудова, так и будут, что ли, кататься туда-обратно? Совсем делать нечего?
– Тебе назвать мой титул, или сам вспомнишь? – рассвирипел Лоренц, спешиваясь и отряхивая одежду после долгой дороги. – Как позволяешь себе говорить со мной? В ночном карауле давно не стоял?
Мужик закусил губу и поклонился неглубоко.
– Так наши ведь и правда приехали, – пятидесятник задумчиво потёр затылок. – Сегодня, правда, но письмо, вроде, посылали, он должен был слышать… у нас во дворе встали. А это?.. – он потянулся было к накрытой телеге, но вовремя заметил меч и опустил руку. – Это… это ваш оруженосец?
– Олаф… – прошептал Лоренц, проведя пальцами по покрывалу. – Его нужно отправить домой. Он погиб с честью, и достоин похорон рядом со своими родителями.
– Да вы что, ещё раз в Мерфос людей спровадите? – возмутился снова патрульный. – Туда-сюда, ну, делать больше нечего!..
– Ваше Сиятельство?.. – раздался тихий голос с тропы к шатрам. Лоренц недовольно фыркнул солдату и повернулся к вопрошающему.
На тропе стоял Эберт. Он опустил голову, сложил руки и неуверенно теребил пальцами ткань рубахи. Сиятельство замер. Мне было нужно совсем немного времени, проскочила мысль; всего-то день, или два, и я бы смог уже всё понять! За что, за что так скоро?..
– Рановато меня так называть, – криво улыбнулся Лоренц. – Лучше меня знаешь, что меня отделает от такого обращения.
– Мне жаль, – так же тихо ответил тот, не поднимая глаз. – Батюшка ваш скончался. Три дня назад… ему отняли больную ногу, и он истёк кровью… Ваше Сиятельство.
Лоренц закрыл глаза. Сердце его, казалось, остановилось на пол-ударе.
– Кто сейчас в управе? – равнодушно спросил он.
– Ваша супруга, Её Сиятельство Катарина. Она в добром здравии, – едва слышно пробормотал Эберт. – Ваши сёстры продолжили…
– Стой. Стой, – Лоренц привычно поднял руку. «Сейчас или никогда». – Они и твои сёстры тоже. И батюшка… наш общий. Не говори так, будто это неродные тебе люди.
Парень робко поднял взгляд.
– Но ведь…
– Пойдём, – велел Сиятельство. – Так, телегу с телом не трогайте, – приказал он, обернувшись, – я направлю сейчас людей. Идём, идём, не бойся, – он усмехнулся, увидав дрожащие пальцы брата.
По тропе они прошли молча, не смотря друг другу в глаза. Дойдя до знамени, Лоренц наконец остановился.
– Ни для кого не секрет, что я относился к тебе… подозрительно, – решился он нарушить молчание. Эберт только носком сапога по земле поводил, не смея поднять голову. – Но последние дни дались мне… – Лоренц замялся, – непросто. Я, быть может, буду когда-то об этом жалеть. Но, верно, буду сожалеть куда больше, если этого не сделаю. И ради этого, ради памяти погибшего… погибших друзей, и ради нашего отца… – он вздохнул. – Видишь, как мне тяжело, – Лоренц виновато улыбнулся. – Я хочу взять тебя в свой отряд. Конечно, ты пойдёшь рядовым. Конечно, у тебя не будет поблажек за кровь дворянина в твоих венах. Но…
– Ваше Сиятельство! – слабо воскликнул Эберт, и упал перед ним на одно колено. – Я и мечтать о том не смел, – прошептал он, снова виновато уставившись в землю. – Конечно, конечно, я приму это с благодарностью! – он поднял голову. В глазах его стояли слёзы.
– Ты не получишь дворянского титула, – продолжил Лоренц уверенней, – но при должном усердии сможешь дослужиться до высокого звания. Думаю, это хорошая судьба для человека, которому ещё день назад не принадлежало ничего в доме, где он вырос. Вставай, – велел он. – Я найду тебе оружие и хоть какую-нибудь броню на первое время. Будешь учиться у… у Иржи. Он хороший воин и благородный человек, – Лоренц улыбнулся. – Всё понял? А теперь ступай… хотя нет, постой; расскажи, отчего вы вообще приехали сюда?
Эберт поднялся на ноги. Он пытался поднять глаза, но по своей привычке всё время опускал голову к земле.
– Передать письма и жалованье, – ответил он чуть громче, чем раньше, – и с нами ещё несколько лекарей и монахов. Обещались остаться здесь… Ваше Сиятельство.
– Вот как… – разочарованно протянул Лоренц. Какой-то кусочек его души вновь ждал записки от Катарины. И Аннет… нет, всё-таки Катарины. Её Сиятельство… ей подходило такое обращение. Скромная, благородная, образованная, набожная… и очень, нет, безумно красивая. Сиятельство… бледные веснушки должны быть рядом с кружевами, а не льном. Её Сиятельство… он улыбнулся. Верно, если и он отправится в город, чтоб отдать последнюю честь своему отцу, здешние командиры будут в ярости. Хотя кто, кроме него самого, имеет право привезти тело Олафа его семье?.. он по привычке коснулся запястья, на котором раньше висел браслет от его дочери.
– Ступай, – снова велел Лоренц Эберту. Тот неловко кивнул. – Это твой последний свободный день, как-никак. Отдохни всласть, познакомься с людьми. С завтрашнего дня такой возможности уже может и не быть.
– А вы?.. – неуверенно спросил тот. Юноша задумчиво осмотрел двор и вздохнул.
– А я пойду выпрашивать у головы разрешение на посещение дома. Должен отвезти Олафа и отдать честь батюшке. Это солдатня возмущается; а он, верно, должен понять, почему я хочу ехать сам.
– Надеюсь, что у вас всё получится, – неловко улыбнулся Эберт, – Ваше Сиятельство.
Глядя вслед брату, Лоренц переступал с ноги на ногу и кусал щёки. Не пожалеет ли он об этом? Как на него вообще посмотрят в отряде?.. такому новичку и лошадей-то не доверят; хотя и мне, вздохнул он, велели приставить учителя. Верно, образование здесь не так важно.
–
