В детстве у меня был период, когда я нещадно сквернословил. – Яков был на удивление спокоен. Говорил и тренировался одновременно. – И Глеб обманул меня, сказав, что это слово – самое ужасающее матюгание на свете. И если я вместо обычной нецензурщины буду употреблять его, то стану самым ужасным ребенком на свете. Я решил, что это круто. А когда понял, что меня надули, то было поздно – я уже запомнил его. Да и к тому времени ругаться матом стало неинтересно. Каннибалиха перестала воспринимать мои выходки. А это скучно.
– Каннибалиха? – Любопытство взыграло с новой силой. Кто же удостоился такой чести?
– Мать отца.
– Ты сквернословил, когда был маленьким, чтобы позлить бабулю?!
– Она ведьма. И каннибалиха.
– Ты тоже не одуванчик. И на зайчика не тянешь. Это так, для справки.
Бубух. Яков без предупреждения с размаху водрузил левую ногу на перекладину. Даня едва успела убрать руку. Осторожно наклонившись, Яков вновь сел в шпагат – только теперь на весу.
– Ты что-то сказала? – вкрадчиво поинтересовался он, вдобавок ко всему отклоняясь назад и выгибая спину дугой.
– Что у меня от одного взгляда на тебя трещат кости, рвутся связки и стонут мышцы, – страдальчески выдала девушка, безотрывно следя за всеми этими выгибаниями. Не упоминая еще того, что в дело вновь пошло обнажение – края водолазки кокетливо поделились образом бледного живота и кусочком выпирающих ребрышек.
«Блин, не мог, что ли, приклеить футболку к пузу?»
– Пялишься?
– Да на фиг надо! – Дане очень захотелось стукнуть себя по лбу. Могла ведь и вопросом на вопрос ответить, типа «на что пялюсь?», «куда?» или «А? Э? Что?», а дальше продолжить притворством в стиле дурилки. А так получилось, словно она сразу поняла, что он имеет в виду, и фактически призналась.
– Не пялься.
В дверь постучали.
– А зачем она стучится?
Ответ не заставил себя долго ждать.
– Я захожу! – Регина озвучила свои намерения зычным голосом, легко таранящим стены. – Уже захожу! Прямо сейчас захожу! Так что если у вас там что-то уля-ля-ля, то заканчивайте.
Створки распахнулись. Появление Регины отдаленно смахивало на шумно-эффектное заруливание Фаниля в помещение. Оценив степень хмурости лиц ребят, женщина в противовес им засияла еще ярче. Главное, соблюсти баланс.
– Уля-ля-ля? – Мрачность Якова набирала обороты.
– Ты что, Яшка! Один на один с хорошенькой девушкой…
– Фу, – высказалась Даня, полностью скопировав недавнюю манеру высказывания Якова, обращенную на Регину.
В зале громыхнул хохот. Регина, согнувшись в калачик, хохотала как безумная.
– Красотка-то с характером, Яшка. Придется поднапрячься, а то обычные фокусы не пройдут. Не соблазнишь.
– Фу. – На сей раз интонации были родными, даже слюни выступили.
Яков молча косился в стену. Мог бы тоже пофукать для приличия. Дане бы тогда точно полегчало.
Тренировка продолжалась еще полчаса. Регина внимательно следила за ходом каждого упражнения и сама обозначала периодичность подходов. Никаких видимых признаков боли и слабости не было, поэтому Даня так и не смогла понять, действительно ли Яков травмирован, и какая часть тела пострадала.
В самом конце, когда ребята собирались уходить, Регина поймала Якова на выходе.
– Ты сегодня неплохо держался, малец. – Она хотела погладить его по щеке, но в последний момент воздержалась. – И усталым не кажешься. Обычно на тебе тонны косметики от клуши Шушу, а сейчас лицо чистое и под глазами ни намека на синеву.
– Я хорошо спал накануне.
То, как встрепенулась Регина, напомнило Дане эпизоды из мультиков, когда над героем появляется лампочка, обозначающая возникновение умной мысли или гениального плана. Ловко передвинувшись на шаг в сторону, Регина проникновенно уставилась на Даню поверх плеча Якова.
«Надо было в тот раз постелить ему на коврике в прихожей».
* * *
Знакомые очертания улицы за окном подарили долгожданное чувство спокойствия.
– Припарковаться можно вон там, прямо за углом.
Владислав на это никак не отреагировал. Но совет был принят к сведению, потому что автомобиль остановился точно в указанном месте.
Путь домой оказался труден. Яков всю дорогу предпочел сидеть вполоборота и, прижавшись щекой к спинке сиденья, благополучно злить ее. Он прикинулся спящим, но Даня то и дело замечала блеск, пробивающийся сквозь мальчишечьи ресницы. Наблюдал за ней, паршивец. С другой стороны, она тоже хороша. Также втихаря поглядывала на него, а то как бы заметила его притворство?
– Всем спасибо. – Даня едва не лопалась от своей сдержанности. Мало того, что заставили переживать, так она еще и благодарить их за это удумала. Зла на себя не хватало. – Всем до свидания.
Девушка вцепилась в дверцу.
– Какао.
«Ну вот. Что ж ты дальше не продолжил спящим притворяться, а?!»
Даня нехотя оглянулась, в то же время готовясь в любую секунду выскочить из автомобиля.
– М-м?
– Ты раньше носила очки?
Вопрос странный даже для скрытого подвоха. Однако Даня решила напоследок повредничать.
– Не твое дело, Принцесса.
Яков рассержено нахмурился.
Чувствуя свое превосходство, только непонятно отчего, Даня спрыгнула с подножки и собиралась уже захлопнуть дверцу.
– Ты обедал сегодня? – Монотонный голос Владислава, судя по всему, не изменился бы, даже если ему пришлось бы быть тамадой на чьей-нибудь пирушке.
Яков ответил не сразу.
– Может быть. – Бурчащий шепоток можно было принять за отзвуки в сломанном двигателе. Вот только автомобиль был вполне исправен.
– Хочешь кушать? Тебе надо поужинать. Обязательно.
Громила Владислав в роли заботливой нянечки выглядел гротескно. Даня под впечатлением от услышанного подзабыла, что все еще стоит у открытой дверцы, хотя давно собиралась отчалить.
– Ты что, моя мамочка? Не хочу я ничего! – Якова аж тряхануло от злости. И тут он заметил прислушивающуюся к их разговору девушку. – Ты еще здесь? Катись уже!
Дважды орать не пришлось. Даня захлопнула дверцу и понеслась к подъезду.
Встречать ее никто не выбежал. В квартире было тихо и пахло горелым. Разувшись и скинув верхнюю одежду, Даня пошлепала на кухню – единственное помещение, где горел свет.
Три пары глаз одновременно уставились на нее. Так и сидели, бесшумно ожидая, пока она разденется в прихожей и зайдет на кухню. Лёля сидел на их с братом стуле, Гера расположился на стуле Дани. Старший из братьев замер у плиты. Нечто за его спиной исходило паром.
– И символ сегодняшнего вечера, – Даня окинула взглядом поварешку в руках Киры, – аромат загубленной пищи
