Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
Оттого жизнь ему и осточертела.
– Не слушай его! Канн! – говорил Джон, захлебываясь всем тем, что всплыло из прокуренных легких после удара. – Ты уже не ребенок! Он не может тобой управлять!
Канн приближался к брату. Без лица. Без единого признака жизни. Он шел и шел. Становился все ближе и ближе.
– Почему? Почему ты его слушаешься?
Роберт рассмеялся. Канн был на его стороне. Все шло по плану.
Убедившись, что сын все делает правильно, старик подошел к Рите. Он разглядывал ее дряхлую кожу, видел, как глубокие морщины порезали лицо, глаза помутнели. Стоило взглянуть на нее, как чувство непреодолимой ненависти перехватывало горло.
Раздавить. Размазать как таракана.
Рано. Еще слишком рано.
Канн поднял брата. На запястьях и щиколотках глубокие раны, от лица остались багровые пятна, кровь запеклась.
– Канн! Послушай!
Джон шептал и следил за тем, чтобы Роберт не заметил их разговора. Он должен был сказать кое-что брату.
– Канн! У меня пушка в штанах! Вытащи ее, и покончим с этим! Ты слышишь?
Разглядывая брата, Канн думал лишь об одном. Поскорее закончить. Круг должен замкнуться, иначе он не выдержит ни дня.
– Канн! Надо убить его! У меня целая обойма. Выпустим ее в эту сволочь!
Ответа не было. Высокий мужчина смотрел на Джона без единой искорки во взгляде. Только сейчас Джон заметил, как эти двое похожи. Отец и сын. Черт!
– Вспомни! – не останавливался Джон. – Вспомни, как ты помогал мне в детстве. Если бы не ты, меня бы растоптала эта бешеная кобыла! Ты же помнишь, Канн? Ты почти каждую ночь открывал загон, чтобы я мог спать в стогу сена, а не рядом с той тварью! Ну же… Канн!
Роберт сидел рядом с Ритой. Можно было подумать, что они шепчутся, вспоминая былое. Нет. Разве что сыплют друг друга проклятиями. Но Рита и те забыла. Она была плоха. Слишком плоха.
– Возьми эту хренову пушку, Канн! Вспомни, как он обходился с тобой в детстве! Вспомни тот капкан, в который ты угодил, пока этот ублюдок охотился на нас как на тупых животных! Вспомни, как он пичкал нас своим молоком и чертовыми таблетками! Мы всегда были для него добычей, которую он выпускал из загонов весной!
Вдруг все вокруг погрузилось в тишину. Стволы деревьев перестали скрипеть, птицы замерли на ветвях, следя за семейной драмой. Ветер стих, чтобы не мешать разговорам.
Нужно было положить этому конец. Целой обоймы хватит, чтобы сердце дикого зверя остановилось. Роберт оплошал, оставшись наедине с теми, кто боялся его долгие годы. Терять было нечего. Прицелиться. Нажать на спусковой крючок. Бах!
Почувствовав что-то твердое, Канн вытащил руку. Глок. Девятый калибр.
Канн посмотрел на пистолет и бросил отцу, не отрывая взгляд от Джона, чтобы рассмотреть, как ликование сокрушается в отчаяние.
– Это было у него в штанах, – сказал Паркер-младший.
Отец подошел к этим двоим и улыбнулся:
– Молодец, сынок!
– Сука! Ты конченая сука, Канн!
Роберт наклонился к упавшему на колени поросенку, чтобы что-то сказать, но не успел. Джон собрал все, что одним ударом великан поднял со стенок его легких, и плюнул прямо в глаза, надеясь, что это был яд.
– Сдохни, сволочь! Сдохни!
Глава 47
Она спела колыбельную и укрыла малыша одеяльцем. Розовым с цветочными кружевами. Ее пышные горячие губы коснулись лба. Она была красивой. По-настоящему красивой, несмотря на возраст. Пышная грудь. Длинные волосы. Ровные зубы с симпатичным налетом. В ней все было симпатичное.
Она поднялась с кровати, глядя на сына. Спит. Она думала, что он спит. Но это было не так. Малыш любил хитрить. Закрывал глаза и долго-долго не шевелил веками, чтобы мама поверила.
Она растянула пышные губы так широко, что лицо разделилось надвое. Мальчик открыл глаза, глядя на мать. Вдруг ему стало страшно.
Женщина разбежалась и нырнула в окно. Стекло разбилось на мелкие кусочки и рассыпалось по полу. Мамы больше нет.
Роберт повторял: «Мама! Мама!» – не дотягиваясь до окна. Детские ножки резало острое стекло. Роберт не знал, почему он плачет. Он был таким маленьким, что лишь шмыгал носом, вытирая его о ладонь. Сорвав голос, он решил спуститься вниз. Папы не было дома. Мама не приходила на его крик. Надо было брать дело в свои руки, что Роберт и сделал.
Мальчик шел по лестнице, спуская одну ножку за другой. На ступеньках оставались грязные следы. Это была кровь от детских ножек. Роберт шел, оглядываясь по сторонам. Никто не остановил его, никто не взял на ручки, когда он подошел к загону.
Раньше сарай служил коровником. Несколько испуганных голов встретили мальчика, когда тот спустился. Раньше дом был сразу за коровником, так, что в него можно было попасть с кухни. Или выпасть из окна спальни сына в обострение шизофрении. Раньше. Раньше, раньше…
Вдоль правой стены мычали коровы. Вдоль левой стены им отвечали быки с блестящими на солнце рогами – дешевая рабочая сила, и не надо никаких лошадей. Роберт искал маму. Куда она подевалась?
– Мам…
Тишина. Только встревоженный рев копытных.
Мальчик вел глазами вдоль стен. Смотрел на одну корову. Затем на быка. На другую корову. На быка. Дыра в крыше. Роберт всмотрелся. Большая медведица. Жаль, он не знал такого созвездия. Не знал, что такое созвездие. В полтора года ему это не нужно. Как и не нужно видеть мать, проткнутую рогами быка.
– Мам…
Она не ответила.
Один рог проткнул левую грудь и вышел через сосок. Другой вошел ровно под мышку, словно новое ребро.
Мальчик заплакал. Бык встрепенулся, мотнув большой черной головой, ощущая что-то лишнее. Что-то лишнее… Женщина перевалилась через загон и упала.
Подбежав к маме, Роберт посмотрел на вспоротую ночную рубашку, посмотрел на большую правую грудь, которая казалось симпатичной. В ней все было симпатично. Пожалуй, кроме левой груди, разорванной пополам.
Он лег маме на грудь. Плакал. Плакал так сильно, что порой мертвое тело вздрагивало, и малыш думал, что мама крепко уснула. Крепко. Навсегда.
До двенадцати лет Роберт был щуплым. До четырнадцати – щуплым и длинным. А после четырнадцати всем было плевать, каким был Роберт Паркер. Все знали только то, что мать умерла на его глазах, отец спился и застрелился из охотничьего ружья, а когда в пустой дом пришла полиция, чтобы отвезти мальчика в приют, тот забился под кровать и его долго не могли найти. Этого было достаточно. Этого было достаточно, чтобы не пересекаться с ледяным взглядом Роберта Паркера, чтобы обойти его стороной, а если и встретиться, то свернуть глаза в комок и проглотить. Иначе этот громила мог заподозрить что-то неладное.
Пока Роберт был щуплым и щуплым и длинным, его «друзья», как они хотели, чтобы их называли, приставали к Роберту день за днем:
– Твоя мать померла, когда ее трахал конь? В кого ты такой урод, Роберто?
Тупые мальчишки. Конь не трахал Маргариту
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 73
