нас и без того знает китайский, умеет играть на музыкальных инструментах и практикует всё, что досталось ему от предыдущей жизни? Что, если мы уже умеем и знаем всё, но эта информация надёжно скрыта от нашего сознания своего рода сейфом?
Ещё никогда прежде мне не приходилось так радоваться началу рабочей недели. Наконец-то в здании вновь находился доктор. Мне нужно было поговорить с ним. Я сделал так, чтобы мы якобы случайно встретились во время выполнения мной очередного «задания» на всё том же третьем этаже. Я поговорил с Кевином, а тот, в свою очередь, уговорил других, чтобы они согласились поменяться со мной. Как-никак, моё задание в тот раз было намного легче, чем уборка целого этажа. Каждый из них хотел пораньше освободиться, вот и согласились с огромной радостью. Когда много времени проводишь в замкнутом пространстве или попросту в одном месте, то способы нашего развлечения, такие как библиотека или прогулки, – единственное, что не давало сойти с ума по-настоящему.
Другой парень, которому не посчастливилось поменяться со мной, прекрасно знал о моих намерениях, поэтому мы, на самом-то деле, лишь выжидали подходящий момент. И вот он настал. Парень сказал:
– Он идёт, Том.
Подобно тому, как это было в первый раз, вот только теперь не по-настоящему, я стал напротив интересующей меня двери и изобразил завороженный с неким любопытством взгляд. На этот раз, доктор был не сам, как это обычно случалось, а с одним из санитаров. Я знал его – он один из тех, кому приходится наблюдать за мной. К моему огорчению, атмосфера между ними была далеко не дружеская, а совсем даже наоборот – ещё издалека был слышен их спор. Я же удосужился попасть под горячую руку.
– Чего стоишь, словно истукан? – спросил он меня. – Сейчас же за работу!
Возражений не могло быть. Я знал, что в спорах лучше сохранять спокойствие. Да и перечить человеку, от которого сейчас напрямую зависит твоя жизнь – далеко не самая лучшая идея. Что ж, раз этот замысел не сработал, то мне остаются лишь крайние меры – либо добиться разговора с Питом, либо говорить с ним здесь и сейчас. Я и без того вызывал жалость даже у себя, но хуже мне уже точно не будет, поэтому из двух доступных вариантов, отдал предпочтение второму.
– Они накачали меня психотропными. Видимо, живым отсюда меня не выпустят, – сказал он скорее, призывая о помощи, нежели рассказывая о своих делах, когда я всё же дождался его с другой стороны двери.
Не знаю, как долго его держали в таких условиях, но вид его, честно говоря, был не очень. В состоянии, похожем на наркотическое опьянение, он едва передвигался и с трудом мог составить даже простейшее предложение. Не удивительно, что на осознание моих слов у него, человека, на которого я ровнялся и кем гордился, уходило намного больше времени, чем обычно, а мой голос, как и стоявшего перед ним человека, он и вовсе не узнал. Но, к огромному сожалению, ничем помочь ему я не мог. А касательно своего небольшого подвига, то за него я поплатился: около месяца просидел в тёмном помещении. Конкретный срок сказать не могу, потому как потом потерял счёт дней.
За то время, которое я провёл в темноте, мои глаза сильно отвыкли от света, поэтому после выхода оттуда он даже ослепил меня. Терапию всё это время мне проводил, вкалывая какие-то препараты, да и кормили там паскудно. Хотя было и хорошее – полное уединение и тишина. Подумать только, на что способны люди в погоне за деньгами. Они готовы буквально идти по головам, получать прибыль на чужом несчастье. И то ли это я был слишком наивным, то ли эти люди так ничего и не поняли в жизни, считая деньги важнейшим благом, из всех когда-либо придуманных человечество. Но ничего: наступит ещё мой час, и все они заплатят за это.
Затрагивая тему денег, к которой я нередко возвращался за последние годы, вспоминается детство. Не решаюсь даже предположить, сколько крови я тогда выпил у родителей. Сейчас я, конечно, понимаю из. Любой родитель желает самого лучшего своему чаду и хочет, чтоб его ребёнок ни в чём не нуждался. Однако, объяснить это мне пятнадцатилетнему было не так-то просто, впрочем, никто и не старался. В те времена меня интересовали лишь путешествия, мечты, приключения, любовь, Пит и рок-н-ролл. Да, славное было время. Согласен, тогда период был далеко не лёгким, поэтому во многом взгляды их я разделяю. Но что управляло мной тридцатилетним? Я всё так же гнался за деньгами, которых и без того было предостаточно. Вот ведь дурак: выбирая между семьёй и работой, я, как правило, выбирал работу.
Теперь становится понятно, почему многие ребята в полном рассвете сил идут служить в армию. Они слишком ленивы на эмоциональном уровне: зачем беспокоиться о семье, работе, деньгах и крыше над головой, если можно попасть в ряды вооружённых сил, где всё ясно: приказали бежать – бежишь, сказали стрелять – стреляешь. А потом ты ещё и деньги за это получаешь. Иллюзия востребованности и самореализованности затуманивает разум, который может никогда больше не проснуться. И куда, спрашивается, делся юноша, мечтающий стать космонавтом?
Я, в образе Чарльза Бейтса, оказался прав: оставаться наедине с самим собой, со своими мыслями – страшно, но это только поначалу. Потом же это грозит постоянным одиночеством, ведь после того, как человек остаётся сам, он учится, пусть и на горьком опыте, способностям делать всё самому и самореализовываться. Мне доводилось видеть мужчин, которые готовили, стирали, убирали, заботились о детях, и женщин, которые с закрытыми глазами могли перебрать карбюратор, починить приборы и вкрутить лампочку. И, что самое удивительное, это происходило из-за их же лени. После расставания с партнёром, представителем противоположного пола, по каким бы причинам это не происходило, они опускали руки и поддавались нежеланию вновь кого-то искать, вновь чувствовать эмоции. Вместо этого они находили короткие пути, учились изворачиваться. И, казалось бы, всё отлично, но эти личности были обречены на вечное одиночество.
Разве не поразительно, насколько ясным становится разум, насколько быстро работает наше соображение, если поместить себя в дискомфорт и позволить себе избавиться от любых проявлений влияния внешнего мира, от любых внешних факторов?
Потом моё наказание, каковым оно перестало казаться ближе к своему завершению, закончилось. Думаю, что уже сказал, как ослеп на несколько минут после выхода в свет. Всё стало как прежде: день сменял ночь, разговоры сменялись книгами, развлечения сменялись очередными заданиями.
