Давина лишь улыбнулась.
Ахерн повернулся и вышел, оставив ее одну в зале, который когда-то, очевидно, был большим залом Брэннока. Она постояла с минуту и поняла, что Ахерн не собирается возвращаться и ей придется уйти.
Шаги на лестнице заставили ее обернуться. На верхней площадке она увидела чью-то фигуру. Когда человек оказался в луче света, падавшего через смотровую щель в стене, она услышала голос, назвавший ее по имени.
Давина узнала бы этот голос где угодно. Она моргнула, но видение не исчезло. Наоборот, оно материализовалось.
— Маршалл? — Слезы градом катились по ее щекам.
Он был в той рубашке, которую она передала через Ахерна, но она была мятой. Брюки тоже выглядели так, будто он в них спал. Он был небрит и босиком, с растрепанными волосами. Никогда еще он не выглядел таким невероятно красивым.
Однако самым большим счастьем было то, что его глаза были чистыми, незамутненными, а во взгляде не было неуверенности. Слабая улыбка играла на его губах.
Он спустился вниз, и она бросилась в его объятия. Она обняла его за шею и прижала к себе.
— Давина. — Никогда еще его голос не был таким глубоким и теплым. — Давина…
Она зарылась лицом в его грудь, позволив себе в первый раз с тех пор, как она приехала в Брэннок, дать волю своим чувствам.
Она привыкла сдерживать себя, но теперь в этом не было необходимости. И она поцеловала его.
Потом отстранилась, чтобы получше разглядеть его.
— Ты здоров? — дрожащим голосом спросила она, отчаянно желая услышать утвердительный ответ.
— Здоров. — Он обнял ее за талию.
— Они ничего с тобой не делали?
— Нет.
Она нежно приложила пальцы к его вискам.
— А твои видения?
— Их больше нет. Исчезли так, будто их никогда и не было.
— И я искренне надеюсь, что такого больше никогда не будет, ваше сиятельство. Теперь вы снимете осаду с замка Бреннок? — Из тени вышел мистер Ахерн. Его крысиное лицо выражало недовольство.
— Да, — только и сказала она, и сейчас он показался ей не таким противным. Но ведь мир прекрасен, не так ли?
Маршалл был рядом.
* * *
Они вместе вышли во двор, и не было ни одного человека из Эмброуза, который не приветствовал бы его одобрительными возгласами.
Маршалл остановился, потрясенный.
— Тебя удивляет количество людей, Маршалл? — спросила она. — Или их преданность тебе?
— Неужели ты была готова начать войну?
— Я все еще готова.
— А против кого ты будешь воевать?
— Сначала против Доменика Ахерна. Потом, наверное, против тебя, — мило улыбнувшись, ответила она.
Он внимательно на нее посмотрел, словно хотел навсегда запомнить ее лицо. Она была такой красивой и такой решительной. Он вдруг оробел.
— Против меня? Почему?
— Я умная женщина, Маршалл. К тому же Господь наградил меня любознательностью. Я знала, что у тебя есть секреты, которых ты стыдишься. Ты ведь не Бог, а всего-навсего человек. Живое существо. Но разве это означает, что ты недостоин любви?
Он не ответил.
Она совершенно забыла о людях, которые ждали их.
— Ты любишь меня?
Он не знал, хватило ли бы у него смелости задать ей этот вопрос, а она задала ему.
— Когда-то я считал, у меня слишком много грехов, чтобы я был достоин любви.
Она схватила обе его руки в свои.
— Почему ты так сурово себя наказываешь? Почему ты устанавливаешь для себя особые правила и считаешь, что обязан быть лучше других? Сильнее? Смелее?
Он посмотрел вдаль. Ему казалось, что говорить гораздо легче, если тот, к кому обращены его слова, не стоит рядом с ним.
Где-то глубоко в его груди бушевали эмоции, которые, судя по всему, слишком долго были заперты, а теперь вдруг вырвались на свободу, словно из сундука со ржавыми петлями.
Давина замерла, но он чувствовал, как она напряглась.
— Я сказал, что когда-то считал себя недостойным любви. Но с тех пор, как ты вошла в мою жизнь, я отринул эту мысль.
Она наклонила голову и не спускала глаз со своих стиснутых рук. Он не хотел обнаруживать, как дрожат его собственные руки, иначе он поднял бы ее голову за подбородок и заглянул бы в ее блестящие от слез глаза.
— Вернись со мной в Эмброуз. Живи там со мной. Люби меня, и я буду любить тебя с такой силой, на какую только способен. Отказаться от тебя, отказаться от любви было бы настоящим безумием.
Она поднесла его руки к своим губам. Она поцеловала его в ладонь так нежно, что поцелуй был похож на благословение.
Если бы они были в другом месте, он прижал бы ее к себе и поцеловал. Но их окружали люди Эмброуза в килтах, с пиками, саблями и кинжалами в руках.
— Какое поразительное зрелище — видеть всех этих вооруженных людей. В Эмброузе, вероятно, вообще не осталось оружия?
Она улыбнулась и кивнула.
— Боюсь, в Эмброузе сейчас много чего недостает. Включая миссис Мюррей, — вздохнула она. — Эта дама уехала с поразительной быстротой. Не то чтобы я об этом жалею. Я скорее рада.
В голове Маршалла пронеслось несколько картинок. Миссис Мюррей с неизменным графином вина. Миссис Мюррей смотрит на него нежным взглядом, напоминая ему о прошлых днях. Миссис Мюррей с ее непомерным раболепием.
— Все дело было в вине, — сказал он, неожиданно прозрев. Все встало на свои места.
— В вине?
— Она что-то добавляла в вино. С тех пор как я здесь, я не выпил ни капли, и у меня больше нет галлюцинаций.
Эта мысль поразила его как внезапно прогремевший гром.
До свадьбы он обычно сидел вечером в библиотеке и размышлял о том, почему не может спать. У него вошло в привычку выпивать бокал-другой вина. Он никогда не связывал вино со своими видениями, но ведь он никогда не читал дневников своей матери.
— Она обычно давала лекарства моей матери. Ей было легко проделывать то же самое со мной.
— Миссис Мюррей? Так это она Лианна? Она была компаньонкой твоей матери?
Он кивнул.
— А каким образом она стала экономкой Эмброуза? Ты чувствовал вину за то, что соблазнил ее?
— Она не хотела возвращаться в Эдинбург.
— Разумеется, не хотела. Она была влюблена в тебя.
— Сомневаюсь, что дело было в этом.
— Тебе не кажется, Маршалл, что для профессионального дипломата ты невероятно доверчив?
Он мог бы и обидеться на нее за такое утверждение, если бы не тот неопровержимый факт, что она привела сюда целую армию, чтобы спасти его.
